«Соотечественники, товарищи. Против нас совершается чудовищное преступление. Оно совершается и в эти минуты, для кого-то из нас – в последние. В третьем часу ночи по московскому времени Соединённые Штаты Америки, а может, кто-то из их вассалов (точно мы не знаем, но обязательно узнаем), но можно не сомневаться – с ведома руководства США, был уничтожен самолёт, на котором наш Президент возвращался из Южной Америки. Теперь у нас есть основания полагать, что это было намеренное преступление против нашей страны и отвлекающий манёвр. Тогда, в первые минуты, мы ничего не знали. Уже через две минуты, как только Министерство обороны доложило о потере связи с самолётом Президента, мы пытались связаться с руководством Соединённых Штатов, Великобритании, Франции, Германии и других стран НАТО, чтобы предотвратить возможный глобальный инцидент. Мы связывались и по прямой линии, и через посольства – тщетно. В то время, когда мы пытались выйти с ними на связь, они атаковали нашу спутниковую группировку и почти одновременно начали ракетно-ядерную атаку на нашу страну. Увы, своим коварством и внезапностью враг добился временного преимущества над нами. Мы ответили, но с опозданием…»
В убежище царила полная тишина. Даже несколько маленьких детей, находившихся тут, не издавали в эти секунды ни звука. В большей части России обращение передавалось через громкоговорители, однако здесь была возможность получать и видеосигнал. Ещё до начала трансляции прошёл слух, что её будут вести с Останкинской телевизионной башни, куда фельдъегеря доставили запись. Нескольких работников, обеспечивших выход сигнала в эфир нашли в убежище возле башни. Электроснабжение телевизионного комплекса прерывалось с началом ракетной атаки, но на нём имелись и автономные мощности, кои и были задействованы.
Обращение премьера изменило настрой людей. Подъёма решимости и воодушевления не было, конечно, но у общей массы появилась уверенность в собственной правоте. Теперь те же люди, что недавно сомневались даже в утверждениях Калинина, возмущались подлостью американцев и европейцев, одновременно сетуя на то, что Россия промедлила с ответом, дав возможность врагу принять оборонительные меры.
Начались пересуды, временами довольно бурные. Вмешался старший по помещению, потребовал разговаривать тише, учитывая присутствие людей, которым через несколько часов заступать на дежурство. Подполковнику Калинину действительно предстояло скоро вновь идти на пост. Людей не хватало, шла перетасовка штата. Правда, многие сами хотели работать с меньшим интервалом для отдыха, и причина была той же, из-за которой Калинин не хотел уходить с поста, а теперь желал, передохнув, скорее на него возвратиться.
Явился один из напарников Калинина и Мацкевича – Малонов, принёс для них чаю и печенье. Разговаривали минут пятнадцать-двадцать, потом он сказал: «Ладно, отдыхайте. Не буду мешать», – и ушёл. За пару минут до этого подходил Краницкий. Справился, как устроились, и сообщил, что ориентировочно подполковнику заступать на дежурство через восемь часов. Пока из штата «эски» на объекте присутствовали только пять человек из восемнадцати. В остальных подразделениях ситуация с явкой служащих складывалась примерно такая же. Начальник режима ввёл на объекте двенадцатичасовой рабочий график, а старшие в подразделениях должны были распределить подчинённых по сменам. То есть Калинину следовало расписать на две смены четверых подчинённых и себя, пока не прибудут другие, если вообще прибудут.
***
Мацкевич отправился поговорить к знакомым, а подполковник лёг на койку и включил планшетник. Около часа он занимался недописанным компьютерным приложением, затем, поддавшись подступающей дремоте, отложил гаджет и закрыл глаза. Спал тяжело, часто просыпаясь от звуков и тревожных обрывочных сновидений. Окончательно отошёл от сна примерно в шесть вечера: до выхода на смену оставалось два часа.
Помещение слабо освещалось дежурным светильником над входом. Мацкевич лежал на соседней койке, спал. Калинин осмотрелся. Рядом ещё кто-то занял место: раньше оно пустовало, сейчас на тумбочке возле кровати стояли ходики и бутылка воды «Черноголовская». Надпись на экране оповещения гласила: «Режим „Воздушная тревога“ сохраняется». Несколько человек полушёпотом разговаривали сидя на трёх койках в углу комнаты напротив входа – все мужчины. Доносились голоса из соседних помещений.
