– Разума у них еще достаточно, иначе хозяин не имел бы от них никакой пользы, – ответил тот. – Если ими руководят, они могут выполнить любые работы. Но его собственный сын! У меня это вызывает отвращение, тошноту.
– Ты в этом не одинок. Не говори мне больше о скорби! Теперь я знаю, как это чувствует человек!
– Тебе не кажется, что они могут рассказать о нас?
– Не думаю. Они просто ничего не поняли. А вот Йенс…
Эльдар повернулся к нему.
– Запомни: ты ничего не должен говорить о нас, о том, что мы были здесь. И о том, что мы придем еще. Тогда вам всем будет оказана помощь.
Йенс энергично кивнул головой.
– Ты скоро придешь?
– Да, очень скоро. Не сегодня, но скоро. Не говори никому ничего.
– Конечно. Ничего не скажу.
Виллему все время была напряжена, словно струна, чувствовала, что больше не сможет выдержать.
В течение столь короткого времени она увидела такие нечеловеческие страдания. Большего никто не смог бы вынести.
– Пойдем, – произнесла она.
В дверях она еще раз взглянула на несчастных и выскочила на свежий воздух.
Подвал так хорошо изолировали, что голоса и мольбы находившихся там людей затихли сразу, как только захлопнулась дверь. Тьма снова поглотила несчастных.
Оцепеневшая, она пошла вместе с Эльдаром в конюшню, где они должны были расстаться. Он остановился.
– У тебя даже в дыхании чувствуется дрожь, – произнес он.
Она упала на его руки. Эльдар не был человеком с тонкими чувствами, но сейчас он ее понял. Не говоря ни слова, он обнял ее и прижал безумно дрожащее тело к себе. Зубы у нее стучали, словно она побывала только что в ледяной воде. Слова, которые он намеревался сказать о том, что таких хозяев следует убивать, застряли у него в горле.
В это мгновение он понял, что встретился с более высокой культурой, чем его собственная. Перед ним открылся иной мир, где жизнь имеет другие ценности, а не только эгоистические.
Он не произнес ни слова. Не сделал ни одного необдуманного движения. Он только крепче прижал ее к себе и губами дотронулся до ее прекрасных волос.
– Эльдар, я не вынесу, – прошептала она. – Моя душа не может воспринимать такие страдания, видеть такое зло от почтенных как будто, но таких равнодушных существ в человеческом обличий. Никто не заслуживает такого обращения и менее всего эти беззащитные люди. Эльдар, я больше не могу.
– Мы освободим их, – пообещал он невнятным голосом.
– Да! Да!
«Но для чего», – подумал он удрученно.
– Эльдар, ты такой милый.
«Нет, охрани меня Бог», – подумал он, глядя на ее поднятое вверх лицо с блестящими заплаканными глазами.
– Я так искренне люблю тебя, Эльдар, – прошептала она.
До сегодняшнего дня Эльдар считал поцелуй пустой тратой времени, но необходимой подготовкой к физическому удовлетворению. Он всегда относился к нему, как к чему-то тягостному, слишком чувственному, немужскому. Сейчас он не мог выдержать, он как будто не осознавал, что делает, ибо это не сам он так непостижимо потерявший сознание, нагнулся и накрыл ее рот своими губами. Он словно утратил рассудок, как будто выпил лишнего. Она была необычайно прекрасна! Он прижал ее тело к своему, и тут она оттолкнула его и исчезла. Он только смог увидеть маленькую эльфообразную тень, быстро проскользнувшую вдоль строений.
Руки Эльдара опустели. Никогда он не чувствовал себя таким бедным. Он словно владел огромным богатством и… потерял его в тот же самый момент, когда получил его.
Не все повстанцы приехали в Ромерике. Многие собрались под руководством своих лидеров вблизи дома, где проживал их фогд.
Скоро должно начаться.
Они ждали сигнала.
Троюродные братья из Линде-аллее ехали одни. Они пока еще не встречались с повстанцами, да и не хотели устанавливать с ними контакта. Они испытывали лишь одно желание: услышать что-либо новое о Виллему. Если такие новости о ней могли существовать. Если она еще жива. Никто пока не сообщал им таких воодушевляющих известий.
А вокруг Тубренна замкнулась сеть.
Множество глаз следили за кортежем губернатора, когда он на следующий день следовал по дороге.
В кортеже было не очень много людей. Горстка плохо вооруженных слуг. Этот губернатор жил неподалеку от Кристиании и не подозревал ничего дурного.
