– А эта юбка не слишком ли хороша для груженой телеги?
– У меня нет другой чистой. Буду осторожной с ней, – быстро сказала Виллему в ответ. – Мы скоро вернемся.
И она выскочила на улицу до того, как он смог привести более серьезные аргументы.
Она сидела вместе с тремя другими и тряслась на телеге, двигавшейся по ужасной лесной дороге. Груз тянули два быка, и повозка, скрипя, тащилась между стволами деревьев.
Она внимательно посмотрела вокруг и узнала местность – скоро они будут на месте. Сидеть спокойно она почти не могла. Они так обрадуются! Зиму они будут обеспечены. Она положила в узел, который взяла с собой, дополнительно несколько лакомых кусочков…
Вот и Черный лес с низкими темными домами, более темными, чем где-либо в окрестности, ибо лес щитом защищает их от ветра, а смолокурением здесь занимаются давно. Из труб поднимался дым. «Они на ногах», – подумала Виллему.
Она в смущении искала кого-то глазами.
Жители хутора встретили их с каменными лицами и полным молчанием. Виллему знала их всех. Еще в Гростенсхольме она разговаривала с работниками и теперь ей были известны имена и родственные связи жителей Черного леса. Вон стоит отец Эльдара и Гудрун, подавленный изнуренный мужчина, у которого в жизни было мало радости, только злость и досада на жизнь.
Дальше возле печи стоит их мать. Тело ее после многочисленных родов стало бесформенным. Ее окружают подростки; явно ждут, когда их накормят. На длинной скамье у стола сидят двое мужчин. Это братья отца, оба холостяки. Знала она и то, что в одной из половин дома живут обреченные, изгои, потомки грехов основателя рода. Их две семьи, а в каждой взрослые сыновья. Виллему видела их в прошлый раз и в их внешнем виде ничего плохого не обнаружила. Но что у них на душе, она не знала. Люди говорили, что они со странностями.
И она стала бы такой, подумала про себя Виллему, если бы у нее в роду были такие болезненные извращения. Если не от чего-либо другого, так от отчаяния.
Полная непонятного чувства, она покинула избу и пошла помогать в разгрузке привезенного. Зачем она здесь в лесу? Что ей здесь делать? Сейчас она не могла найти правильного ответа на эти вопросы.
На крутом склоне скалы над домами стояли Гудрун и Эльдар, у каждого в руках была вязанка хвороста для растопки печи.
– Опять пожаловала эта проклятая молодежь Людей Льда, – сказала Гудрун, зло прищурив глаза. – Снова хотят показать свое благородство и великодушие?
Эльдар не ответил. Лицо его стало каменным.
– Ненавижу их, – продолжала Гудрун. – У меня появляется желание утопить их всех. Заплати им за все старое.
– За что старое? – резко спросил Эльдар.
– Ты сам прекрасно знаешь. За все унижения, за тошнотворную благотворительность. Они этого стоят, после того, как отобрали у нас все.
– Я не могу припомнить, чтобы они в этом участвовали. Во всяком случае, сейчас. Ты сама жива, благодаря им.
– Слушай, Эльдар! Что с тобой случилось?
– Ничего. После нескольких лет жизни на чужбине смотрю на мир другими глазами.
– Я тоже давно не была дома. Но мнения не изменила!
– Ты – нет, – согласился неохотно Эльдар.
Гудрун жила в Кристиании. Ее жизнь там была не из приятных. Сейчас она вернулась домой больная, ослабевшая, ибо мужчины ее больше не хотели. Состояние ее здоровья каждому становилось ясным, как только она снимала с себя одежду.
В общем же она была уверенной в себе элегантной женщиной с дикими глазами и волосами в мелких завитках, спускавшимися до колен. После того, как она снова получила возможность питаться, тело опять становилось пышным. Но чесотка и другие болезни испортили ее тело, и это ее бесило. В Кристиании, пока была возможность, жизнь ее протекала в удовольствиях. Черный лес казался ей дырой, но сейчас он стал для нее единственным пристанищем.
В ее глазах засверкали искры, вызвав беспокойство Эльдара.
– Может, мне следует…
– Что ты придумала? – перебил он.
– Может быть, я должна оставить им метку?
– Что ты имеешь в виду?
– Вон тот сопляк! – Она холодно улыбнулась. – Как думаешь, что скажет эта благородная семья, если он вернется домой отмеченный позором?
