Женщина откинулась на теплую спинку сиденья, судорожно выдохнула:
— Вот!..
Александров лежал чуть в стороне от дороги, раскинув руки. В полуметре от него козырьком вниз, словно заботливо отложенная, лежала фуражка с красным околышем.
— Точно — Александров! — взволнованно сказал начальник райотдела капитан Лобов, за несколько шагов узнавший спокойное крупное лицо убитого. — Лучший участковый. На своем участке порядок навел, а на чужом погиб.
Участники опергруппы стояли в стороне, слушали сбивчивый рассказ женщины
Пожилой доктор опустился на корточки, потрогал холодную руку, расстегнул влажную, побуревшую на левой стороне груди гимнастерку. Минуту-другую стекляшки его пенсне озабоченно поблескивали в ярком свете фар, затем судмедэксперт тяжело поднялся.
— Огнестрельная рана в области сердца... Мгновенная смерть.
Майор Чугаев сдернул с бритой головы фуражку, коротко окликнул:
— Маркин, — собаку.
Стоявший позади младший лейтенант Маркин тронул поводок, срывающимся юношеским голосом скомандовал:
— Артур, след!
Серая овчарка, потыкивая носом, обошла большой круг, там, где, по словам потерпевшей, ее встретили грабители, злобно зарычала. Отпустив натянутый поводок, младший лейтенант бросился за собакой. Вслед за ним побежали двое сотрудников райотдела. Собака вела в сторону, противоположную той, откуда приехала опергруппа; в тишине, удаляясь, стучали сапоги милиционеров.
— Петрова нет, — пожалел Чугаев, глядя им вслед. — Молодой этот...
— Маркин у нас прошлый раз хорошо сработал, — с надеждой в голосе заступился капитан Лобов. — И собака хорошая.
— Все это напоминает историю со сберкассой, — негромко сказал Бухалов. — Вооруженная группа.
— Очень возможно, — кивнул Чугаев, наблюдая, как работник научно-технического отдела фотографирует место происшествия и труп Александрова.
Женщина зябко куталась в брезентовый плащ сторожа, вздрагивала.
— За что? За что? — потрясенно спрашивала она. — Ну, взяли вещи, раздели. А за что человека?
— Пройдите в машину, сядьте, — мягко сказал капитан Бухалов; ожидая, пока кончится фотографирование, капитан стоял в стороне, тихонько покашливал и раздумывал над тем, что рассказала потерпевшая. Только сейчас, при свете фар, он заметил, что женщина была в одних чулках, без туфель.
— Тепло, — равнодушно отозвалась она. — Это изнутри колотит...
Последний раз вспыхнул рефлектор. Можно было приступать к осмотру.
Чугаев, капитан Лобов и Бухалов подошли к трупу, внимательно оглядели его. Ладонь левой руки у Александрова была в крови: он, должно быть, схватился за грудь, последним инстинктивным движением прикрывая рану, и, упав на спину, бессильно откинул руку.
Пальцы на правой руке были сведены, точно пытались схватить что-то. Офицеры тотчас поняли и этот выразительный предсмертный жест — кобура на ремне была открыта, из нее торчал наполовину вынутый тяжелый «ТТ». Пока все это совпадало с показаниями потерпевшей: возвращаясь с участка, Александров услышал крик женщины, выбежал из-за угла и, расстегивая на бегу кобуру, крикнул: «Стой!» Вынуть пистолет он не успел: грохнул выстрел, Александров упал навзничь. Закрыв глаза, женщина пронзительно закричала, а когда немного опомнилась, вокруг никого не было...
— Квартиру просил сменить, — удрученно вздохнул капитан Лобов, оглядываясь на труп. — Вот и сменил...
— Квартиру нужно помочь сменить, — жестковато отозвался Чугаев. — Осталась семья!
Машина развернулась, полоса света сдвинулась влево, только самой кромкой касаясь трупа Александрова. Освещенным теперь было то место, где действовали грабители. Работник НТО снимал наиболее сохранившиеся следы, хотя на твердой почве они были почти неразличимы; Бухалов, двигаясь в потоке света по прямой от машины, внимательно осматривал дорогу. Он нагнулся, что-то поднял, понюхал, быстро подошел к Чугаеву.
— Вот.
На его узкой длинной ладони лежала короткая медная гильза, едва заметно прикопченная по краям.
— Калибр девять миллиметров. «Парабеллум».
— Да, «парабеллум», — подтвердил Чугаев. — Утром запросите официальную справку экспертизы.
Начинало светать. В смеси желтого электрического света и серого предрассветного воздуха молодое лицо женщины казалось зеленым, измученным.
