— Даже не знаю, что и сказать, — развел он руками с широкими ладонями.
— А что тут скажешь? Что называется, без комментариев. Но ловлю вас на слове, что вы пообещали взять меня в лечебницу к Кире, — погрозила она ему пальцем, — я тоже хочу посмотреть на нее.
— Кстати, вспомнил! — вдруг хлопнул себя по лбу Григорий Степанович. — Я не знаю, кому ты дала мои координаты, но мне в Москве звонила какая-то женщина и просила связаться с тобой. Ей срочно нужно было что-то тебе рассказать, а телефон твой не отвечал. Вот ее номер, — вытащил он из своего бумажника маленький листок бумаги, сложенный вдвое.
Надя развернула его и увидела знакомый набор цифр.
— Так вы тоже должны ее знать! Это же Алевтина Юрьевна, мама Милы. Боже мой, у нее же моя дочь! Что-то случилось! А может быть, она еще не знает, что Мила жива?
— Нет, ей об этом сообщили, когда я еще был в Москве, — уверенно ответил Гриша.
— Мне нужно ей срочно позвонить! — От тревоги за свою дочь у Надежды даже потемнели глаза.
— Звонить никуда не надо, — раздался за их спинами слабый женский голос.
Надежда и Григорий Степанович синхронно оглянулись и увидели высокую девушку с грустными светлыми глазами и в светлой одежде, обритую наголо.
— Милка, как я рада тебя видеть! — кинулась к ней подруга и обняла. — Как ты себя чувствуешь?
— Очень хорошо, и это благодаря тебе. Я тогда в той камере наговорила тебе много лишнего, я была не в себе. Мне кажется, что я была в плену целую вечность.
Надя взяла в руки ее лицо и сказала твердым голосом:
— Теперь все позади! Все хорошо! Мы вместе забудем это, как кошмарный сон.
— Да, конечно… — совсем без энтузиазма ответила Мила и отстранилась от подруги, — я звонила маме. Она безумно рада, что я жива. Страшными подробностями я не стала травмировать ее психику.
— Это правильно, — похвалила ее Надя, — не знаешь, с Настей все в порядке?
— С твоей дочкой тоже все хорошо, у нее даже появились новые друзья.
— Друзья? — не поняла Надя.
— Дело в том, что к моей маме нагрянул мой бывший любовник и поведал ей страшную историю.
— Это Женя, что ли? — уточнила Надя.
— Ну а кто же еще? Дело в том, что его жена погибла, и он остался с двумя детьми в совершенно беспомощном состоянии. Он впал в депрессию, начал пить… Дети голодали, и, чтобы спасти их и самому пережить кризис и встать на ноги, он притащил своих детей ко мне. Вспомнил все-таки! Меня не было, так он скинул их моей матери! Она сначала думала, что справится, а потом ей стало тяжело с тремя-то детьми, и вот моя мама, женщина все-таки немолодая, стала просить помощи…
— Вон оно что… — поняла Надежда, — надеюсь, что мы скоро окажемся дома и поможем разрешить эту ситуацию. Но твой-то хорош… детей скинул, гусь! Когда-то ты хотела, чтобы он был свободен, — намекнула Надя, прощупывая настроение подруги.
— Я люблю Марко! — жестко оборвала ее Мила, поджимая губы.
— Конечно-конечно, только не волнуйся, — стала ее успокаивать Надя, думая о том, какое разочарование ждет подругу.
— А что случилось с женой Евгения? Такая молодая женщина… Жуткая трагедия, — протянула Надежда, уходя от скользкой темы.
— Откуда я знаю? Погибла, и все! Вроде дорожная авария, — безучастно пожала плечами Камилла. — И вообще, надоело мне здесь находиться! Я сегодня же ухожу из больницы, силой меня никто тут удерживать не будет.
— Не рановато ли? Надо пройти полное обследование, сдать все анализы, — возразил Григорий Степанович.
— Вы не доктор, чтобы мне указывать! — вдруг громко и пронзительно закричала Мила. — Мне просто необходима психоэмоциональная разрядка, а здесь я снова как в тюрьме! Одну клетку поменяла на другую, и опять уколы, анализы. Все, не могу больше! Я хочу выйти отсюда! Надя, спаси меня!! Ты не видишь? Стены сужаются! Помогите! — Она начала метаться по палате и биться головой о стены.
Надя, первая вышедшая из оцепенения, крикнула Григорию:
— Держи ее! Не дай покалечиться!
Сама же она выбежала в коридор за медицинской помощью.
— У нее острое посттравматическое состояние, — объяснил лечащий врач Камиллы, — ей надо обязательно принимать успокаивающие средства, делать уколы со специальными препаратами, ей нельзя раздражаться, вспоминать о перенесенном кошмаре и в последующем пройти курс психокоррекции личности, подвергшейся насилию, унижению и запугиванию.