— Ты что? Перепила?
— Может быть…
Они отдали выписанные следователем пропуска и вышли на улицу.
— Вот она — свобода! — прокричала Надя. — А мужик-то этот молодец!
— Что?
— Ну, что-что. Не стал заяву катать, джентльмен, вернее, синьор. Слышь, Милка, видела, какой красавец? Не зря я тебя на итальянца агитировала, вот бы и тебе такого! Прямо судьба, сегодня решили выдать тебя замуж и сразу же пометили одного.
— Ага, и он, закиданный яйцами и огретый тобою фанерой по голове, сразу же влюбился в меня! — съязвила Камилла. — Я исподтишка наблюдала за ним и могу поклясться, что этот Марко еле сдерживался, чтобы не рассмеяться над нами. Две воительницы в мятой одежде с яйцами в карманах. Жуть! А эта Виктория, как она нас унижала? Не всем же дается такая внешность, как у нее… — задумчиво сказала Камилла.
— Ты это брось! Ты у нас не хуже! У тебя тоже фигура модели!
— Эх, Надя! Худая корова еще не горная лань.
— Извините, синьориты, могу я поговорить с вами, — раздался рядом голос с легким акцентом, — а то вы опять о каких-то животных…
Надя с Милой вздрогнули и обернулись. Перед ними стоял все тот же итальянец. Мила растерялась, а Надя быстро ретировалась со словами:
— Что, вышли перекурить, пока ваша дама заяву строчит? Пусть особо не старается, у нас таких денег нету, вернее, у нас вообще денег нет. Ладно, Милка, ты тут потолкуй с иностранным товарищем, расскажи ему, где у нас тут Красная площадь, гостиница «Космос» и Выставка достижений народного хозяйства, а я пойду машину поймаю, домой ехать. Долго, наверное, ловить буду, какой дурак повезет за сто рублей, оставшихся у меня в сумке? — посмотрела она на Марко и удалилась.
— Она всегда такая? — спросил он.
— Всегда, — улыбнулась Камилла, ощущая запах его туалетной воды. — Зачем вышли за нами? Передумали? Будете заявлять?
— Боитесь? — изучал ее своими пронизывающими глазами Марко.
— Мне неудобно перед вами, мы виноваты, простите, если сможете. Это было глупо…
— Я не думаю, что вы должны извиняться. И вы, и я знаем, что стукнули меня транспарантом не вы, а ваша подруга. Я не был пьян и был в своем уме, — сказал Марко, — зачем вы настаивали на том, что это сделали вы?
— Вам это интересно? — Мила была просто не в состоянии смотреть Марко в лицо и поэтому перевела взгляд куда-то в область груди, на засохшее пятнышко крови на белоснежной водолазке, выгодно оттеняющей его слегка смуглую кожу.
— Если честно, то очень.
— Вы действительно гражданин Италии? — зачем-то спросила она.
— Да.
— А в Москве вы давно?
— Лет пять наездами.
— Вы прекрасно говорите по-русски, — она вздохнула.
— Спасибо. Я влюблен в ваш язык и вашу литературу.
— Есть во что. — Внезапно Камилла испытала гордость за русских великих поэтов и писателей, за их произведения, которые из-под палки заставляли читать по школьной программе. — Следователь ясно сказал, что тому, кто вас ударил, грозит от двух до пяти лет.
— Я слышал. И вы готовы были сидеть такой срок за подругу? — удивился он.
— Не считайте это загадкой русской души… Я готова была сидеть не за Надю, а за ее трехлетнюю дочь Настю… Отец у нее алкоголик, а мама будет в тюрьме… Кому нужна будет малышка? А я одинока, детей у меня нет, следовательно, важнее, чтобы Надежда осталась на свободе, — ответила Мила и вдруг почувствовала дикий прилив тошноты. Наверное, она еще больше разнервничалась при разговоре с Марко… Камилла перегнулась через ограду, и ее вырвало, подавить этот позыв она никак не могла.
Марко растерялся, по всей видимости, женщину при разговоре с ним рвало первый раз, и итальянец лихорадочно соображал, чем он вызвал у девушки такой эффект.
— Вам плохо? — участливо спросил Марк.
— Нет… ничего… извините… Уже хорошо. — Мила выпрямилась и вытерлась чистым носовым платком, который он ей протянул.
— Точно ничего? — уточнил Марк.
— Ерунда… перепила… — бодрясь, ответила Мила. — Знаете, недавно мне одна женщина сказала, что если я встречу мужчину своей мечты, то почувствую боль в животе и сладкую негу… Надеюсь, что это не то, — коряво сказала она, пытаясь обратить все в шутку и думая, что еще хорошо, что не описалась в его присутствии.
