Бен внимательно изучал каждую черточку ее лица, затем перевел взгляд ниже — на шею и грудь.
— Это действительно так?
— Ну разумеется. — Сьюзен хотела произнести эти слова небрежным тоном, но у нее ничего не получилось. Голос выдавал ее отчаяние. Что, если Бен узнал правду? Что, если он знает, какая она на самом деле? — Пожалуйста, отпустите меня. Возьмите себе мои деньги, драгоценности, все… Мне ничего не нужно.
— Но не можешь же ты жить в бедности. Ты даже понятия не имеешь, что это такое. А бедность на вкус так же неприятна, как и на вид.
— Пусть лучше я буду бедной, зато свободной. Прошу вас, отпустите меня.
Темные глаза Бена так и впились в ее лицо. Последовало долгое, тяжелое молчание, затем Бен покачал головой.
— Не могу. Ты мне нужна.
Худенькое тело Сьюзен конвульсивно дернулось, рука машинально стиснула бокал, и тот с оглушительным треском разлетелся на мелкие куски. Шампанское пролилось на скатерть, Сьюзен ощутила резкую боль от впившегося в большой палец осколка.
Она завороженно следила за тем, как из пальца, будто в замедленной съемке, неспешно заструилась ярко-алая ленточка. Бен яростно выругался и, схватив полотняную салфетку, зажал рану.
— Ничего страшного, — слабо запротестовала Сьюзен.
— Ничего страшного? Да из тебя кровь так и хлещет! — Он на мгновение снял салфетку и быстро осмотрел рану. — Может, даже придется накладывать швы.
— Кровь быстро остановится.
— В ране осколок, — строго сказал Бен. — Сиди смирно.
Сосредоточенно сдвинув брови и плотно сжав губы, он ощупал рану и стал осторожно извлекать осколок из пальца. При нажатии Сьюзен невольно вздрогнула от боли, и Бен поднял на нее глаза. Они потемнели и казались бездонными.
— Я не хотел причинить тебе боль.
— Это не вы. Я сама ее себе причинила.
— Глупости. Ну ничего, сейчас тебе станет легче…
Вот так. «Станет легче». Словно он наделен силой, способной исцелять любые раны, а заодно восстанавливать душевное равновесие. Не молодой муж, а какое-то чудо-юдо из волшебной сказки. Впрочем, было бы просто прекрасно, если бы стало «легче». На глаза Сьюзен снова навернулись слезы, и она закусила нижнюю губу, чтобы не дать им пролиться. В ней вдруг пробудилось почти забытое в последнее время желание снова стать полноценным человеком, обрести себя. Это ощущение потрясло ее до основания.
Бен, между тем, извлек осколок и бросил его на скатерть.
— Ну вот, теперь все, — объявил он, стирая с пальца уже подсыхающую кровь и обматывая руку салфеткой.
Сьюзен затаила дыхание, когда он бережно подоткнул концы полотна под повязку. От его прикосновения по ее телу разливалось странное тепло, и она совсем размякла. С Беном она чувствовала себя… в безопасности. Какая нелепая несправедливость!
— Твой дядя говорил, что тебе нельзя доверять, — заметил Бен. Выражение его лица было непроницаемым. — Но я не знал, что это касается хрусталя.
Его губы слегка дернулись, брови изогнулись, но за ироничным тоном угадывалась искренняя озабоченность. Сьюзен тут же одернула себя: нельзя расслабляться, ты для него лишь очень дорогое приобретение.
В горле у нее застрял комок. Не в силах вымолвить ни слова, Сьюзен молча следила за руками Бена. Они были крепкими и загорелыми, пальцы — длинными, ухоженными, а прикосновения легкими, как перышко, и одновременно твердыми и уверенными. Ему бы быть плотником. Или хирургом.
По закону он ее муж. Муж. По спине Сьюзен пробежал холодок, но он был вызван не страхом, а… предвкушением чего-то. Воображение сыграло с ней злую шутку. Сьюзен нервно взглянула на Бена. Ее сердце ушло в пятки, она чувствовала себя затравленной мышкой, а вовсе не одной из самых завидных невест в их кругу. Впрочем, деньги не могли принести ни счастья, ни уверенности в себе. Ей ли этого не знать!
— Дядя Джамал сказал, что мне нельзя доверять?
— Угу.
Щеки Сьюзен залила краска стыда. Что еще, интересно, наговорил Бену Джамал? Сьюзен знала, что дядюшка о ней невысокого мнения, но как далеко он мог зайти?
— Не надо, — приглушенно сказал Бен, легко касаясь пальцем ее разгоряченной щеки.
Тело Сьюзен внезапно пронзила сладкая боль, и она невольно прижала забинтованную руку к животу. Все ее чувства обострились стократно, она явственно ощутила свежий запах моря, тепло южного вечера, легкое покачивание яхты на волнах.