Старинные храмы на своем веку редко избегали капитальных переделок. Успенский же собор - редкостный пример близких к первозданным архитектурных форм, клад для ученых, отправная точка для истинной реконструкции картины раннемосковского зодчества. Понятно значение церкви на Городке (обычно она датируется 1399 - 1401 годами). Тот же профессор Ильин пишет: «В целом в Звенигороде в начале XV в. был построен памятник, сыгравший видную роль в дальнейшем развитии русского каменного зодчества».
Действительно, когда вы после паломничества к Городку всмотритесь в дивные соборы древне-московской школы, то неизбежно отметите черты единого стиля, особенно цельного именно при белокаменном строительстве. Не случайно Юрий приблизительно в это же время дает деньги для возведения однотипного Успенскому собора в Тронце-Сергиевом монастыре.
Вот что было даровано мне для начала - самый древний (из сохранившихся) храм московской земли, рукотворное чудо безымянных зодчих, наследников строительных традиций Владимиро-Суздальской Руси. Свидетель неразрывности молодой тогда национальной нашей культуры, с одной стороны, а с другой - убедительный свидетель уровня отечественного искусства в эпоху «подъяремную», среди ночи татарщины.
Грузинского царя начала XII века Давида звали «Строитель». Юрия Звенигородского не грех называть точно так же. Несомненно, на действия его наложило отпечаток честолюбие, а возможно, расчет. Однако Юрий обладал талантом вкуса (иного определения не найдешь), способностью безошибочно подбирать мастеров. Сейчас весь культурный мир знает автора росписей на Городке. А ведь князь пригласил, вероятно, малоизвестного тогда художника. Имя ему - Рублев Андрей.
Внутри собора, справа, на алтарном столпе, высоко - открытый лик в огромных живописных кругах-нимбах. Лик полустерт, едва заметны линии бровей, губ, кольца волос, но различимо читается испытующий, открытый взгляд. Это и есть Рублев, его фреска, его рука - поясное изображение святого Лавра. На другом алтарном столпе - святой Флор (лик его, к сожалению, не сохранился). Под святым Лавром, в рост, царевич Иосиф и святой Варлаам, на другом столпе - также внизу - ангел со свитком и стоящий перед ним святой Пахомий. Фрески ни разу не поновлялись, никогда не были под побелкой - Рублев «неоскверненный»…
Стенопись эта несколько раз была промыта и укреплена, досконально, всесторонне обследована и репродуцирована специалистами. Первым в 20-х годах опознал авторство Рублева академик Грабарь.
Святые Флор и Лавр были очень популярны на Руси как покровители коневодства. Народ звал их святыми лошадниками. Почитали их и как патронов ратного дела («сесть на коня» - значило отправиться в поход). Поэтому далеко не случайны изображения этих святых на алтарных столпах собора. Как помним, в те времена Звенигород был форпостом Москвы.
Итак, поскольку не найдена стенопись, датировка которой падала бы на более ранние годы, будем считать, что перед нами первый заказ Рублеву, первая самостоятельная работа художника.
Ему около тридцати лет, недавнему подмастерью у многоопытного учителя. На нем - угольная ряса чернеца, кожаный подпоясок, сапоги (летом он - босиком). Он дал обет вечного смирения духа и плоти, нес послушание, выполняя советы и приказы игумена Сергия, учителя премудрости, который, возможно, беседовал с ним о византийском письме, о смысле символики, об артелях монахов-иконников, что бродили по Руси, украшая постройки. Вместе с юным Андреем на братские эти полуночные беседы к старцу приходил другой молодой монах - Епифаний, впоследствии крупнейший русский агиограф, «премудрый», по оценке знавших его. Дух подобных братских наставлений, келейных бесед запечатлел Достоевский в «Братьях Карамазовых», когда старец Зосима по вечерам собирает у себя в скиту друзей и близких к нему монахов. Итак, острота диалектического ума Сергия, атмосфера хорошо организованного, продуманного общежития, которая отличала Троицкую обитель в те времена, поддержка единомышленников складывали светлую личность Рублева, так изумляющую нас теперь.
