Выбор Пути - страница 12

Три доли чеснока, две доли оболонь-травы, одна доля кости слона, три доли нюхательного табака, две доли земли со старой могилы, три капли росы с подсолнуха…» «Рамара карума боскара асд. Афар макур асама кагал. Индигу омоко касс аран.»И это чтобы вылечить облысение. Вот кто, когда решил, что такая хрень помогает от облысения?! Как они вообще дошли до такого? И самое главное – на ком они проверяют все новое?Вопрос, между прочим, не праздный. К примеру: создал колдун какой-то состав. Ну хотя бы тот, что выше, с чесноком и укропчиком. Для вкусу, так сказать. Добавил кетчупа, земли с могилы, фалангу мизинца повешенного и крылышко летучей мыши. И дальше что? Дальше он всю эту адскую смесь греет на огоньке (так все снадобья готовят, практически без исключения), а когда греет – бормочет над ней какую-нибудь бессмысленную белиберду вроде сейчас прочитанной. И получается…нечто! Какой-то состав! Какое-то снадобье. И что потом с этим снадобьем делать? Как испытать? То ли оно лысину убирает, то ли понос насылает или золотуху, то ли третий глаз открывает! Или все глаза закрывает. Насчет третьего глаза конечно погорячился, но смысл понятен – КАК эти чертовы колдуны проводили клинические испытания?! Ведь тут рецептов несколько сотен! Мелким, убористым почерком – несколько сотен! Я даже и сосчитать не могу – сколько тут рецептов – настолько их много. Описание ингредиентов, способов приготовления снадобья, и выделено – то, для чего снадобье предназначено.Задумавшись, я забыл про своих спутников. Отошел от ступора только тогда, когда услышал позади себя перебранку, а потом и откровенную ругань. Ничего интересного для себя из этой ругани не вынес – информации ноль. Ругательства у них жалкие – любой армейский сержант матерится гораздо виртуознее. А то, насколько бесы круче домовых, или наоборот – это мне было совершенно не интересно.– Молчать! – скомандовал я, и повернувшись, показал кулак разбушевавшейся нечисти – Никаких разборок в этом доме! Мне слушать ваши дрязги нет никакой радости! И вообще – в лаборатории никакого шума и болтовни! Понятно?– Понятно, хозяин! – хором, как послушные первоклашки.То-то же! Чего-чего, но армия научит управлять стадом полудурков, которым только бы шуметь, хавозничать, жрать и дрыхнуть! – как говорил капитан Муравлев, поучая нас, молодых лейтенантов, как командовать своими подразделениями. Вот и научила. Школа жизни, однако! Кривобокая, с прохудившейся крышей – но школа!Я долистал книгу до последней записи. Дальше уже шли чистые листы, видимо предполагалось, что заполнять их будет такой кадр как я – типа продолжатель дела великого колдуна. Только мне вот в одно место не уперлось делать всякие там эксперименты. Монал я ваши заклинания, монал я вашу лабораторию уважаемый покойный колдун – на мне ваша династия экспериментаторов и завершится. Только вот надо все-таки выяснить – а как этот покойный злыдень проводил свои антигуманные эксперименты? Чую, мне ответ не понравится, ох, чую!– Народ! – веско произнес я – без лишнего словоблудия, только по делу: расскажите-ка мне, как ваш бывший хозяин испытывал новые снадобья. Он ведь испытывал их на людях, так? Где брал своих…хмм…жертв?– А везде! – безмятежно ответил Прошка – Поймает какого-нибудь злодея, и давай его снадобьем поить! Или поливать! А потом и смотрит – что с этим придурком случится. То ли облезет, то ли обрастет, то ли у него рога прорежутся, то ли уши отпадут. А как еще определишь, работает снадобье, или нет?– А где он брал злодеев? И как он вообще определял – злодей это, или нет? Или брал первого попавшегося?– Нет – усмехнулся Минька – Он нарочно бывалыча пойдет куда-нибудь в город, да походит по кабакам. Денег покажет, а злодеи-то за ним и побегут! А он их – рраз! И повяжет! И когда – там испытывал, на месте, когда сюда привозил – всякое бывало. Не видел еще, там, в дровянике, крышка погреба? Он в том погребе злодеев-то и держал. А как не нужны становились – он их и в лес. Ну, конечно – крови подспустит, сердце когда вырежет, или глаза достанет (меня аж едва не замутило), чего добру-то пропадать? Но остальное в лес, к Матрениному болоту. Там кикимора живет, так он ее угощал свежим мясцом. А еще на старое кладбище относил – тамошнему Хозяину. Тот ему за то позволял и землицы наковырять с могил, и еще кое-что давал… Так-то хозяин кладбища не любит, когда колдуны бродят по его дому. Он им пакости всякие строит, может и порчу наслать – снять будет трудно. Они, могильные, старым колдовством владеют, какое уже и забыли, их колдовство трудно перебить!– То есть только на злодеях тренировался? – не поверил я – Только лишь?– Ну…нет, не только – сознался Прошка, явно вспомнив о том, что бывает с теми бесами, которые мне врут – хозяин еще хамов не любил. Особенно каких-нибудь богатеев. Наорет на него барин, наговорит всякого, а хозяин его – рраз! И в полон возьмет. И давай на нем тренироваться! А потом и добьет, чтобы не мучился. Хозяин-то добрый был…иногда. Отнялись ноги, отсохли от снадобья – как человек будет таким жить? Или руки-ноги отнялись. Тяжко ему! Хозяин возьмет и голову ему отрубит. Мечом – видел, какие мечи в углу стоят? Или топором. Или штуками всякими китайскими – не знаю, как их назвать. Ох, как ловко отрубал! Любо-дорого посмотреть! Он учился мечами-то рубить, когда мы с ним были в Китае. И не только мечами учился рубить. Он там долго сидел, в Китае том, учился у тамошних колдунов. Ну и мечом учился махать. И на кулачках драться.– А еще кого он использовал в качестве подопытных объектов? – продолжал настаивать я. Образ бывшего хозяина дома у меня вырисовывался совсем уже не радужным. Нет, не в смысле ЛГБТ – тьфу! Испортили радугу, подлецы…нет! Я в смысле – совсем не розовый такой образ. Да что меня все на цветные сравнения тянет?! Проще говоря – откровенным злодеем вроде бы назвать его и нельзя, но хорошим человеком – определенно не назовешь. Мстительный, злобный – и это притом, что существом он был невероятно сильным, опасным во всех отношениях, и физически, и магически. Как там ведьма про него говорила? Подковы ломал? То-то он злодеев как детей валил. Тем более, что он ведь мог и словом заколдовать – как я того торгаша с базара.Все равно, даже если и не совсем злодей, убивал-то он всяких там разбойников – но как-то это не по-людски, испытывать опасные снадобья на живых людях. Люди же все-таки!Хотя…некоторых людей и людьми-то назвать трудно. Вот один придурок (недавно в новостях видал) – устроил дома самую настоящую секту, и несколько лет занимался сексом со своей малолетней дочерью. С шести лет начал, сволочь! Так что, будет ли грехом испытать на нем магические снадобья? Да его на кол посадить – вот ему наказание! Самое малое наказание! Или человек, который организовал теракт, при котором погибли десятки людей. И его надо жалеть? Или маньяк, убивший беззащитных людей – он заслуживает жалости? По-моему, ни малейшей. Так могу ли я судить своего предшественника, не зная досконально, что именно тогда происходило?Я еще немного полистал книгу, просматривая записи. Ничего такого странного, магического в этой книге не увидел. Просто сборник «рецептов» и заклинаний, выглядевших как набор бессмысленных слов. Что я ожидал увидеть в книге? Сам не знаю. Рисунки? Личные записи? Да, наверное – все-таки личные записи. Что-то вроде дневника человека, который составлял книгу. Но…ничего такого не было. Просто сборник инструкций для «мага-биолога», или скорее «мага-фармацевта».Книге много лет, очень много, ей сотни, а то и тысячи лет, и писал ее точно не один человек. Почерк разный, разные языки написания. А еще – разный материал, на котором писали. Книгу не раз переплетали заново, добавляя новые листы – это совершенно определенно. И кстати сказать – сколько записей сделал в ней мой ближайший предшественник установить совершенно невозможно. Увы. Или – не увы. Какая мне разница, где он писал, а где другой колдун?Ну что же…сегодня я узнал столько, что мне предстоит переваривать эту инфу не одну неделю, и даже не месяц. Что делать со свалившимся на меня наследством – я не знаю. Ясно только, что моя жизнь уже не будет прежней – как бы я ни пытался делать вид, что ничего особого не случилось. Случилось, еще как случилось!Буду думать, буду соображать. Но первое, что приходит в голову – надо бежать и поскорее приватизировать дом. Он не должен попасть в руки никому из сторонних людей. Если его в самом деле сожгут, пропадут такие знания, такая сокровищница знаний, что это будет сравнимо с библиотекой Ивана Грозного. И не надо говорить, что преувеличиваю – я еще не уверен, было ли в библиотеке Ивана Грозного что-нибудь ценное, а вот тут…тут нечто потрясающее, то, что не должно исчезнуть без следа.Я закрыл тайную комнату (непонятно как встроенную в дом, я еще не понял – как это было сделано) тем же самым заклинанием (непонятно как работавшим – стена, которая ранее пропала – снова появилась), поворотом вешалки заново насторожил сторожевое устройство, и…отправился спать. Три часа ночи, черт подери! Вот это я провозился! Спать хотелось, как из ружья. А мне ведь службу служить и работу работать! Другого способа заработать на пропитание у меня пока нет, так что…баю-бай. Утро вечера мудренее.Телевизор оставил включенным – пусть смотрит нечисть. Только звук убавил, да предупредил, чтобы молча смотрели, не галдели. И чтобы не видать их было – совсем. Иначе полное ощущение, что спишь в кинотеатре – когда увидишь перед собой спины зрителей.Утром я проснулся злым и не выспавшимся, по одной простой и банальной причине – надо выключать телефон на ночь, чтобы всякая сволочь не звонила мне в такую раннюю рань! Аж в девять часов утра! Ну и что с того, что в райотделе уже начался рабочий день? У меня рабочий день ненормированный! Я может всюночь всякую преступную нечисть по округе гонял! Устанавливал правопорядок! И ты звонишь так, как будто твои майорские погоны дают тебе право названивать в неурочное время!Подождав, когда телефон сам по себе выключится, а может быть даже исчезнет, перейдя в мир под названием Навь, я конечно же такого чуда не дождался и был вынужден нажать кнопку приема. Все-таки Миронову не птичка на погоны какнула, цельный майор, так окажем же ему толику уважения, хотя и в высшей степени им недовольны. Очень сильно недовольны, до ненависти.– Слушаю! – попытался я сделать голос как можно более приятным, что определенно у меня не получилось. Таким голосом только из сортира кричать: «Занято, … вашу мать!»– Слушаешь, Каганов?! Значит живой?! – голос Миронова был вкрадчив, что означало высшую степень недовольства – А раз живой, какого черта трубку по часу не берешь?!Виктор Семенович, он же майор Миронов, всегда имел склонность к преувеличениям. Если он говорил, что участковые совсем спились и вовсе даже охренели – это всего лишь означало, что группа участковых немного посидела вечерком, обдумывая завтрашние мероприятия. А чтобы горло на совещании не пересохло – употребили по поллитре пива. Это что, спились?! Тем более что рабочий день уже закончился!Или если он говорил, что участковый развалил работу на участке, что он совсем пропащий и скорее всего скоро отправится в народное хозяйство быкам хвосты крутить – это означало, что участковый всего лишь просрочил бумагу с представлением прокурора об отлове одной психички, которая не пускает своих родственников в свою же законно полученную от государства квартиру. И при этом начальник отделения участковых забывает, что хорошая бумага должна отлежаться и пожелтеть, и только тогда от нее будет прок. А если взрезать дверь болгаркой и достать оттуда психичку – кто потом будет отвечать за нанесенный материальный ущерб? Баба ничьей жизни и здоровью не угрожает, а если не желает видеть родню – так это их внутрисемейные разборки! И лезть туда участковому совсем даже противопоказано!В общем – вечно распушит Семеныч из маленькой какашки огромную кучу дерьма, и таращит глаза, как следователь НКВД на допросе Тухачевского. Но тот хоть за дело командарма гнобил, ибо нефиг заговоры устраивать, а несчастного участкового зачем гнобить? Его холить, лелеять нужно! Льготы ему давать, квартиры-дома, а не вопить таким неприятным голосом, будто наделал в штаны от излишнего крика!Через двадцать минут я уже сидел в уазике, позабыв обо всех чудесах, которые мне привиделись этой ночью. Не до колдовства! Не до домовых и бесов! Тут того и гляди анальную кару получишь, несмотря на то, что заступил я на этот участок не то что без году неделю, а без одной недели час! Убийство, вот что черт возьми случилось на моем участке. В деревне Вороновке какая-то сволочь влезла к старухе в дом и лишила ее остатков жизни, после чего гадина обшарил (ла) весь дом в поисках чего-нибудь интересного. Чего именно – нетрудно догадаться. А участок-то мой! Я на нем участковый! И кто тут будет громоотводом? Двадцать минут мне понадобились на то, чтобы сварить три яйца в смятку (лучшая еда, когда торопишься и надо что-то бросить в желудок), съесть их с куском хлеба, умыться-побриться, выпить кружку теплого чая (уже на ходу), и закрыть дом на замок. Уходя я крикнул в пустоту, которая внимательно следила за экраном невыключенного телевизора:– Тарелку не вылизывать, а мыть! Не шалить! Пакостей не учинять! Дом стеречь! Чужих не пускать!Пустота фыркнула, что-то неразборчиво пробормотала – что-то ехидное и вроде даже матерное, но я предпочел не различить слов. Ибо обидно и вызывает в ответ на репрессии. Скатился по лестнице, почти не касаясь ступеней, и навесив замок отправился к автомобилю.До Вороновки десять километров вполне приличной по сухому времени года дороги – не грейдер, но накатанная, гладкая и ухоженная проселочная дорога. По дождю ехать по такой дороге будет сущим безобразием, черноземное полотно делается скользким, будто намыленным, но сейчас, когда солнце припекает по-летнему и дождей не было с самого апреля – ехать по дорожке одно удовольствие. Потому долетел до места я просто-таки мушкой хлопотливой. Чтобы попасть к самому что ни на есть разбору: тут уже была группа – из следственного комитета баба, Лия Михайловна, опер Васька Куделин, ну и эксперт-криминалист, своей козлячьей бородкой походивший на Дон Кихота. Только бородкой, потому что ростом он был ровно вполовину этого книжного персонажа. Впрочем – не только ростом, но и толщиной. Ну не удался он как мужчина, чего уж там! Если только в «корень» пошел? Но сомневаюсь. Уж больно мужик был ехидным и злым как собака. Его за глаза так и звали – «Гав Гавыч». В миру же он был Гаврила Гаврилович – как об этом нетрудно было бы догадаться.– О! – ядовито ухмыляясь фыркнул Гав Гавыч – Участковый явился! Явление участкового народу! Не прошло и года! Участковый дрыхнет, а тут преступность разбушевалась, народ тиранит! А он там спит! Небось нашел какую-нибудь вдовушку, и давай множить деревенское население! Каганов, ты как насчет вдовушек?– Нет – сумрачно ответил я – Только с кобылами. Кобыла – она самая лучшая невеста!– Я так почему-то и думал – отрезал эксперт – Участковый, это не должность, это диагноз! Михална, слышала, почему участковые квашеную капусту не едят?– Почему? – Лия Михална с интересом воззрилась на довольного, сияющего эесперта.– А глаза щиплет! – эксперт изобразил, как я должен поедать капусту, опуская рыльце в миску – А знаешь, почему они маринованных огурцов не едят?– Почему? – спросила Лия Михална, продолжая довольно хихикать.– А голова в банку не лезет!Женщина еще громче захихикала, а опер Васька Куделин, который как раз вышел из избы, недовольно поморщился:– Хватит ржать, а? Народ смотрит! Устроили тут…Васька был мужиком правильным и видал всяческие виды. Работал он уже шестой год, но циником как ни странно еще не стал – в отличие от Михалны, бабы за сорок, и Гав Гавыча, редкостной сволочи, для которого ничего святого наверное в этой жизни и не было. Может эксперту, вечно копающемуся в трупах и положено быть циником, но Гав Гавыч все-таки черту эту уже давно перешагнул. Ему все было пофиг. Не трогали Гавыча ни слезы матерей, жен и детей, не трогал вид несчастных жертв – для него все это было рутиной и забавным приключением – в зависимости от различных обстоятельств. Наверное – это было застарелой профессиональной деформацией, а возможно – просто отсутствием совести. Хотя скорее – все вместе взятое и умноженное на десять.В общем – не люблю я его, да и все тут! Впрочем – как и дуру Михалну, которая вечно поглядывает на мою задницу. Ну любит она молодых мужиков, чо уж там…рассказывали мне о ней кое-что мужики с райотдела. Только вот не в моем вкусе женщины, больше похожие на борца сумо. Боюсь я их. Не дай бог сверху сядет такая сумоистка!– Ну чего, Каганов, пистона будешь получать? – задумчиво протянул Васька, закуривая сигарету – Похоже, что местные тут покружили. Бабку задушили, смертные деньги вытащили, и были таковы. Или таков.– За что пистона-то?! – безнадежно спросил я, сам зная, за что. За ТО! И за ЭТО!– Давай, опрашивай соседей иди. Подомовой обход делай – пожал плечами Васька – Смотреть на старуху будешь? Или на слово поверишь, что она мертвее мертвого?– Смотреть буду! – ожесточился я – У меня хобби такое – рассматривать мертвых старух!– Он от этого возбуждается! Мало того герантофил, так еще и труположец! – прокомментировал Гав Гавыч, и мне ужасно захотелось дать ему по роже. Может проклясть его? А что – награжу вечным поносом, и пусть себе дрищет в свое удовольствие! И жизнь его будет веселой, насыщенной сочными приключениями!Нет уж – говорят, эксперт он хороший, пусть даже и человек дерьмовый. Пускай работает. И вообще – поменьше надо разбрасываться заклятиями.Вызвался смотреть на бабку – значит, надо идти. Тем более что я все-таки орган дознания, как это следует из моих обязанностей. Участковый воплощает в себе сразу три ипостаси – дознаватель, опер, и собственно участковый уполномоченный. Особенно в селах, где до ближайшего РОВД иногда можно добраться только, и исключительно – на тракторе. Или вертолетом.Дом, как дом…каких сотни, а то и тысяч по всей округе. Сложен из брусьев, обшит досками. За досками – засыпка из опилок и всякой такой ерунды. Типа утеплитель. Такие дома строили после войны и в пятидесятые годы – дешевле, чем из бревен, и вроде как меньше хлопот по обслуживанию. Бревенчатый рассыхается, надо ждать, когда он усядется, потом щели конопатить, и все равно обшивать досками. А тут построил, засыпал, обшил, изнутри фанерой обил – вот тебе и дом! Да, не такой добротный, как мой дом (уже – мой!), но вполне себе пригодный для жилья.Две комнатки, кухня – совсем маленький домик. Правда есть сени – и как вижу, там стоят бутыли, из которых мерзко воняет бражкой. Вон оно что…похоже бабка приторговывала самогонкой, так что немудрено, что к ней ходили все местные, кому не лень. Это и объясняет, это и замедляет расследование. Раз к ней таскались все, кому не лень – попробуй ты, найди среди них убийцу! Тут круговая порука, черт их подери!Бабка лежала на постели, и ее фланелевый халат был бесстыдно задран до самой груди, обнажая белые дряблые ноги и все, что между этими ногами находится. Отвратительное зрелище. Так вот что Гав Гавыч имел в виду насчет возбуждения, мерзкий козел! И язык же повернулся! Похоже что визитер (или визитеры) здесь хорошенько поразвлекались. И выпили, и закусили, и «красотку» поимели. Твари чертовы! Ненавижу эту синь…вот на кой черт они живут, небо коптят? Небось еще какими-нибудь инвалидами числятся. Смолоду бухают, здоровье пропивают, потом уходят на инвалидность и квасят, собираясь с самого раннего утра у магазина, торгующего шмурдяком! Нет, они там не покупают, они там тусуются – вдруг появится богатый чел, имеющий капитал, достаточный для приобретения самогонки, либо разведенного спирта «Роял»? И тогда жизнь удалась! День прошел не зря!Насмотрелся я на таких тварей – что в детстве, что в юности, что сейчас – когда поработал участковым. Эти синяки деградировали до самой последней степени, и все, что у них осталось, все, чего они хотят – это нажраться и стоять, пуская табачный дым стаей вонючих шакалов, стоять и трепаться языком ниочем, обсуждая все на свете, потому что они всегда знают все обо всем лучше любого мыслителя.В комнате было полутемно, хотя кто-то (наверное опер) отодвинул занавески до самого предела. Тусклая лампочка почти не давала света – экономия, зачем его зря-то жечь? Что старухе смотреть? А телевизор вообще лучше всего глядеть в темноте – оно ведь и видно гораздо почетче!Вещи из платяного шкафа вывернуты на пол, и скорее всего – деньги хранились именно там, в секретном месте, под стопкой белья – в том месте,о котором само собой не знает ни один домушник. Еще можно хранить деньги в морозильной камере, за ковром на стене, и в бачке унитаза. Но тут бачка нет, сортир деревянный на улице, так что кроме шкафа и морозилки тайных мест в доме больше и не осталось.Холодильник тоже открыт. Если там что и было – то оно сразу и убежало. В общем – разграбили несчастный домик по-полной. Вот он, вред алкоголя! Не торговала бы самогонкой, и…Впрочем – мне ли ее судить? Может у нее нет никого родных, может жила на одну социальную пенсию в шесть или семь штук! Попробуй, поживи на шесть тысяч в месяц! Это только наши депутаты могут – судя по их правдивым и верным словам.Я постоял посреди комнаты, внимательно осматривая «окрестности» – сам даже и не знаю, зачем. Зачем мне запоминать, какие тут вещи навалены? Зачем запоминать позу, в которой лежит мертвая бабка с открытыми, удивленными глазами? Смысл какой? Я не сыщик, пусть сыщик ищет. Нечего из себя изображать Шерлока Холмса. Мое дело – идти по домам и опрашивать народ – кого видели, где были, и…все такое прочее. Может вдруг мне кто-нибудь потихоньку и сдаст супостата. Хотя скорее всего – никто ничего не видел и ничего не знает, даже если видел и знает. Во-первых, тут полно бывших сидельцев, а сидельцы на своих якобы не стучат (западло!). Во-вторых ( и это самое главное!), им тут жить. Настучишь, прознают – подпалят нахрен. Тут все родня, за родственника потом со свету сживут. «