Выбор невесты - страница 11

!» — я за это не в претензии; только, ради самого Бога, избавьте меня от этого бесовского наваждения!» — «Тусман! — отвечал он мне волшебным своим зловещим голосом. — Очарование тогда только прекратится, когда ты откажешься от Албертины». Ты можешь представить себе, любезный коллежский асессор, как поразило меня такое предложение! «Г. профессор, — сказал я почтительно, — вы раздираете мое сердце; правда, вальс есть дурной, неприличный танец: я едва помнил себя, когда девица Албертина, моя невеста, вальсировала сейчас с молодым человеком. Но, невзирая на все это, я не могу от нее отказаться!» Едва произнес я сии слова, проклятый ювелир ударил меня так сильно, что я начал вертеться на одном месте, держа в руках засаленную метлу, царапавшую мне лицо, между тем как тысячи незримых собак кусали меня за ноги и несколько сот титулярных советников кружились около меня также с метлами. Выбившись из сил, я упал в беспамятстве и пробыл в сем состоянии до самого рассвета. Но как ты думаешь, где очутился я, открыв глаза? — Удивляйся вместе со мною, любезный коллежский асессор, и пожалей о школьном товарище! — Я сидел на медной лошади, перед статуею Великого курфирста[6], склонив голову на его холодную грудь! По счастию, дремавший часовой не приметил меня, и я имел время слезть, подвергаясь опасности сломить себе шею. Я тотчас пустился бежать в улицу Шпандау, и какой-то непонятный страх, похожий на безумие, привел меня к тебе».

«Ты верно не рассердишься на меня, любезный друг, если я не поверю ни одному из этих дурачеств, рассказанных тобою. Ну слыханное ли дело, провести подобным образом человека — и где же? — в нашем добром, просвещенном Берлине!»

«Посмотри, любезный коллежский асессор, в какия заблуждения впадаешь ты, отказавшись совершенно от чтения. Если б ты прочел, подобно мне, «Microchronicon marchicum»[7] Гафитциуса, ректора университетов Берлинского и Кёльнского на Шпрее, ты узнал бы, что в нашем городе часто бывали такие вещи. По глубоком размышлении, я начинаю думать, любезный друг, что проклятый ювелир не кто другой, как сам сатана, пришедший искушать меня».

«Я прошу тебя, любезный товарищ, избавить меня от этих суеверных дурачеств. Опомнись! И не стыдно ли тебе? Признайся, что ты выпил лишнее и вскарабкался, как школьник, на статую курфирста».

Несчастный Тусман прослезился: до того оскорбила его недоверчивость товарища; тщетно старался он убедить его. Но и сам коллежский асессор внезапно задумался. Видя же, что титулярный советник твердо стоит в своих словах, он сказал ему очень важно:

«Чем более думаю я о тех людях, с коими ты пропировал всю ночь, вопреки всем правилам приличия и умеренности, тем более удостоверяюсь, что жид не кто другой, как мой старый Манассия, а ювелир — известный Леонард, являющийся иногда в Берлине. Удивительно лишь то для меня, любезный титулярный советник, что ты, посвященный в таинства законов, не знаешь, как строго запрещено всякое лжеверие, а самые кудесники подвергаются жестокому наказанию. Выслушай меня, старый товарищ; надеюсь, что подозрения мои неосновательны. Так! Я надеюсь, что ты не раздумал жениться на моей дочери, и все твои сумасбродные сказки не значат другими словами: любезный друг! Отныне все кончено между нами, и если я женюсь на твоей дочери, то пусть дьявол изломаешь мне ноги и сломит шею! Мне будет очень совестно, любезный титулярный советник, что ты прибегнул для этого к выдумкам и обману».

При сем новом подозрении Тусман вышел из себя. Он клялся, что любит Албертину по-прежнему, любовью вечною, неизменною, пламенною, что подобно Троилу и Леандру[8], он готов за нее на смерть и жесточайшие мучения.

Во время сих клятв кто-то сильно постучал в дверь, и старый Манассия, о коем перед тем упоминал коллежский асессор, вошел в комнату.

Едва увидел Тусман старика, как закричал в ужасе: «Боже мой! Это старый жид, нарезывавший в прошлую ночь червонцы из редьки вместе с ювелиром! Старый колдун должен быть также недалеко!»

Сказав сии слова, Тусман хотел ускользнуть, но коллежский асессор его удержал.