Коллежский асессор Восвинкель и титулярный советник Тусман учились вместе в иезуитской коллегии, и с той поры завязалась между ними искренняя дружба. Албертина росла и хорошела на глазах Тусмана, и однажды, в день ее рождения, титулярный советник поцеловал у нее руку с ловкостию, которой нельзя было от него ожидать. В эту минуту коллежскому асессору пришла в голову счастливая мысль: выдать Албертину за своего школьного товарища; надежда, что Тусман будет доволен умеренным приданым, еще более утвердила его в сем намерении, и он сообщил ему эту мысль, когда Албертине исполнилось восемнадцать лет. Казалось, сие известие поразило титулярного советника: он не мог приучить себя к дерзкой мысли вступить в супружество, — тем более с молодою, прелестною девушкою. Однако ж он привык мало-помалу к этой мысли и наконец объявил коллежскому асессору решение свое — переступить заветную черту. Мельхиор Восвинкель обнял его, называя своим любезнейшим зятем, и с той поры Тусман стал почитать себя женихом Албертины, тогда как она еще не имела об этом никакого понятия.
Чем свет прибежал титулярный советник к Мельхиору Восвинкелю после ночного приключения своего в трактире на Александровской площади, с бледным, расстроенным лицом. Коллежский асессор испугался до полусмерти, увидев его в непривычный час и вдобавок с физиономиею, не обещавшею ничего хорошего.
«Любезнейший титулярный советник! — закричал он ему. — Что с тобой сделалось? Откуда ты взялся?»
Ослабевший в силах титулярный советник бросился в кресла и несколько минут безмолвствовал, едва переводя дух; потом сказал дрожащим голосом:
«Почтеннейший коллежский асессор! В этом самом платье, с «Политическою мудростию» Томазиуса в кармане, возвращаюсь я из улицы Шпандау, где прогуливался вдоль и поперек со вчерашней полуночи. Домой я не сделал ни шагу, не видал даже тени постели и целую ночь не смыкал глаз!»
Здесь Тусман принялся рассказывать коллежскому асессору все случившееся с ним в прошлую ночь, начиная со встречи с чудным ювелиром и до самой той минуты, когда он ускользнул из трактира на Александровской площади.
«Любезный титулярный советник! — сказал Восвинкель. — Ты выпил на ночь, сверх обыкновения; тебе все эти вздоры привиделись».
«Как! — воскликнул Тусман. — Я пил, я спал! Думаешь ли ты, что я незнаком с учением о сне и сновидениях? Я могу определить тебе по теории Нюдова, что такое сон и как можно спать без сновидений. Поэтому-то Гамлет говорит: «Но спать, но видеть сны!» Я советую тебе прочесть «Somnium Scipionis»[4] и знаменитое творение Артемидора о сновидениях[5]. Но ты ничего не читаешь и потому заблуждаешься на каждом шагу».
«Ну, хорошо, хорошо, — отвечал коллежский асессор, — только не горячись, пожалуйста! Я готов верить, что ты попался в руки искусным шарлатанам, которые сыграли с тобою всю эту комедию, видя, что ты навеселе. Но, скажи, ради Бога, мой милый, почему ты не отправился тотчас домой и бродил по улицам целую ночь?»
«Ах, любезнейший коллежский асессор! — вскричал горестно Тусман, — Верный друг мой и товарищ! Не увеличивай горестей моих оскорбительным сомнением и знай, что этот дьявольский заговор тогда только и начался во всей силе, как я очутился на улице. Едва поравнялся я с ратушею, вдруг все окна оной осветились огнями, заиграла веселая плясовая музыка, сопровождаемая ударами в барабан янычаров или, лучше сказать, яни-шерифов, и не знаю, как случилось, что я, при небольшом росте моем, став на цыпочки, мог видеть в окно все происходившее внутри здания. Но что я увидел! — о праведное небо! — что я увидел! Ни больше, ни меньше, как дочь твою, девицу Албертину, в блестящем свадебном наряде, неумеренно вальсирующую с молодым человеком. Я стучу в окно, я кричу: «Девица Албертина! Что с вами? Что вы здесь делаете в такую пору?» Тут ужасное привидение выскакивает из Королевской улицы, уносит из-под меня обе ноги мои и убегает с громким хохотом! И бедный титулярный советник остается в грязи, на публичной площади! Я кричу: «Ночной сторож! Полицейские! Караул! Держите этого негодяя, он украл у меня ноги!» Внезапно стало тихо и темно в ратуше: голос мой один раздавался в воздухе без отклика. Я почти уже готов был предаться отчаянию, как вдруг прибегает привидение и бросает мне ноги в лице. Проворно вскочив, я спешу в улицу Шпандау; но едва я хотел отпереть дверь моего дома, как увидел самого себя, — да, самого себя, — стоящего предо мною; двойник мой смотрел на меня с озабоченным видом моими круглыми, черными глазами, теми самыми, которые у меня во лбу. Я отступил в ужасе и увидел себя в руках какого-то человека: по его пике узнаю в нем ночного сторожа. «Любезный сторож! — молвил я ему, сам не свой от ужаса. — Сделай одолжение, прогони от моих дверей этого плута, титулярного советника Тусмана, чтоб честный титулярный советник Тусман, т. е. я, мог войти к себе в дом». — «Мне кажется, что ты дурак, Тусман», — отвечал сторож хриплым голосом, и я тотчас увидел, что имею дело с ужасным ювелиром. Я обомлел, холодный пот проступил у меня на лбу. «Г. профессор! — сказал я, дрожа весь от страха. — Извините меня; теперь темно, я не узнал вас и принял за ночного сторожа. Называйте меня, как вам угодно, просто Тусманом, или говорите мне: «Эй!
