Она отправилась в постель. Веселье, вызванное поведением Карлтона Хейра, сошло на нет. Она ждала Дона, и минуты тянулись мучительно.
Ее разбудил голос. Отдаленное бормотание. Темные стены спальни, казалось, пульсировали, и их сотрясение отдавалось в глазах жаркой болью.
Сначала она подумала, что это Дон-младший. На ощупь выбралась на площадку и поняла, что голос доносится снизу. Он звучал, постепенно нарастая, потом прерывался на несколько секунд, чтобы начать снова, и как будто пульсировал вместе с темнотой.
Кэтрин босиком прокралась вниз по лестнице. Она различила во мраке белый прямоугольник — дверь в кабинет Дона. Та была закрыта, ни один лучик света не проникал сквозь щели. И все же голос шел оттуда.
— Дейв, повторяю тебе в последний раз — нет! Да, я нарушил слово, но мне наплевать. С этой историей покончено.
Рука Кэтрин дрожала на гладких перилах. Это был голос Дона, но страдающий, исступленный и все же ужасающе контролируемый. Ничего подобного она за мужем прежде не замечала.
— Что значит обещание, данное ребенком? И вообще, вся эта история смехотворна!
Кэтрин на цыпочках приблизилась к двери.
— Ладно, Дейв, я тебе верю. Мы могли бы сделать все, о чем ты говоришь. Но я не хочу. Я остаюсь сам по себе.
Кэтрин уже стояла вплотную к двери, но по-прежнему не слышала в тишине ответного голоса. Впрочем, воображение создало его: сочный шепот, наполненный силой, насмешкой и какой-то елейной убедительностью.
— Ну и что с того, что у меня тусклая и монотонная жизнь? — Голос мужа окреп. — Говорю тебе: мне не нужны далекие города и мрачные улицы, источающие опасность. Мне не нужны сияющие ночи и горящие дни. Мне не нужен космос. Мне не нужны звезды.
Снова тишина и снова намек на звучный шепот, сочащийся красотой и злом.
И потом:
— Ладно, все мои знакомые — жалкие червяки, пыльные картонные фигурки, безъязыкие марионетки. Ну и пусть!.. Как ты не понимаешь — меня все устраивает! Я не хочу знакомиться с людьми, чьи эмоции — как самоцветы, чьи поступки — как произведения искусства. Я не хочу знакомиться с людьми, подобными богам. Я не хочу, чтобы мой разум соприкасался с их разумами, вызывая грохочущий обвал.
Кэтрин снова задрожала. Ее рука, словно мотылек, парила над дверью, не прикасаясь к ней.
— Значит, я мелко мыслю, да? Ну, так тому и быть. Пусть у кого-то другого сознание разбухает и выпускает щупальца. Мне не нужны опиумные сны. Мне не нужны более-чем-опиумные сны. Мне плевать, если я не увижу отблеск великих тайн на дальних берегах. Мне плевать, если я умру с завязанными глазами. Мне плевать, слышишь, плевать!
Кэтрин пошатнулась, словно сквозь дверь на нее обрушился штормовой ветер. Она корчилась от боли, каждое слово обжигало ее.
— Говорю же тебе: мне не нужна никакая другая женщина, кроме Кэт! — В голосе мужа звучала мука. — Мне все равно, какими бы юными и прекрасными они ни были. Мне плевать, что им всего лишь двадцать. Мне достаточно Кэт. Слышишь, Дейв? Кэт достаточно. Дейв! Прекрати, Дейв! Прекрати!
Раздался грохот. Кэтрин осознала, что бьется в дверь. Она схватилась за ручку, рванула ее и вбежала внутрь.
Мечущиеся тени, придушенный вскрик, три грохочущих шага, громкий звон разбитого стекла, шорох листьев. Что-то ударило ее в плечо, она отшатнулась вбок, нащупала стену, провела по ней рукой и нажала на выключатель.
От света заболели глаза. Лицо Дона было как посмертная маска. В этот момент он отворачивался от панорамного окна, сквозь которое просачивалась холодная ночь и в котором качалась зеленая ветка. От стекла в раме осталось лишь несколько осколков. На полу валялся перевернутый стул. Дон уставился на жену как на незнакомку.
— Он… выпрыгнул? — дрожащим голосом спросила Кэтрин и облизнула пересохшие губы.
Дон машинально кивнул. Вдруг на его лице зажглась ярость. Он двинулся к жене, намеренно печатая шаги и слегка покачиваясь.
— Дон!
Он остановился. Постепенно на смену ярости пришло узнавание. Внезапно на его лице появилась гримаса стыда или мучительной боли или того и другого, и он отвернулся.
Кэтрин стремительно приблизилась к мужу и обхватила его руками.
