Все это мы увидели еще на подходе, когда дорога поднялась на пологий холм неподалеку.
— Так, Няшка, к ноге! — скомандовал я трусящей рядом с повозками зверюге. — Пока мы будем в деревне, никого без особого моего приказа не жрать, понятно?
Подошедшая кислотная тварь фыркнула, но все же кивнула.
— Кстати, это всех касается! — повернулся я к трем сидящим рядом самкам. — Никого не обкрадывать, кинжалами и мечами не тыкать и вообще воздержаться от любых проявлений членовредительства!
Вся троица дружно захлопала честными-честными глазками.
— Да, милый.
— Так точно, капитан!
— Как прикажешь, Хозяин!
И почему мне сразу вспомнился товарищ Станиславский? Впрочем, плоскодонок должен удержать в узде рабский ошейник, а Химэ — здравый смысл, которым она хоть немного, но наделена.
На воротах частокола нас встретила пара бородатых мужиков в старых толстых стеганках вместо доспехов и с топорами в качестве оружия.
— Хто тахие? — сурово нахмурил брови правый, стараясь не смотреть на пожирающую его голодными глазами Няшку.
— Путешественники, — пожал я плечами. — Хотим остановиться на ночь, а завтра поутру продолжим путь.
— За вход пошлину! — тут же заявил второй «страж границ». — По медяку с человека и по пять с повозки!
— Без проблем, — усмехнулся я, доставая горсть монет из кармана.
Что-то мне подсказывало, что тут вообще за проход нихуя платить не надо было, но пара медяков для нас не проблема, а информацию со стражников таким образом стрясти можно спокойно.
— А не подскажете, где тут можно остановиться, — уточнил я, передавая бородачам монетки.
— Да прямо по улице к главной площади езжайте, — махнул рукой принявший деньги мужик, разом проникшийся ко мне доверием. — Там трактир, в нем большинство путников и останавливается.
— Угу, спасибо, — кивнул я и хлопнул вожжами…
Проехав через ворота, наш небольшой караван неторопливо потянулся в указанном направлении.
— Хорошо в деревне летом, — поморщился я, — пристает дерьмо к штиблетам.
Дерьмом действительно пованивало. Как и сеном. Тут и там сновала разная живность, бегали детишки, кричали что-то бабы… Хорошо хоть к нам никто не бросался навстречу — впереди гордо шествовала Няшка, злобно шипя и периодически плюясь кислотной слюной под ноги особо любопытных.
Показавшийся вскоре трактир был типичной для подобных заведений двухэтажной деревянной доминой с огороженным двориком. Заехав на территорию, я спрыгнул с козел и повернулся к подбежавшему парнишке-конюху, который откровенно очковал под немигающим взглядом трех желтых глаз.
— Повозки загони в какой-нибудь амбар и к содержимому не лезь, или вот эта милая Няшка тебе жопу откусит, — начал инструктировать я конюха, пока остальные выгружались. — Коней расседлать, накормить и почистить. Осликов тоже. Няшке достань какую-нибудь свинью целиком, желательно живую. После этого запри вместе с нашим барахлом в амбаре и предупреди всех, чтобы до рассвета туда не совались, а то сожрут. Счет передашь через трактирщика. Вопросы?
Парень замотал головой и, перехватив поводья от тяжеловозов, повел их и повозку в сторону одного из хлевов.
— Немой что ли? — пробормотал я, глядя ему вслед, после чего посмотрел на Кроконяшку. Та скромно опустила очи долу и поковыряла когтем подвернувшийся под лапы камень. С жалобным хрустом тот совершил суицид посредством самораскола. — Никого не жрать. Сидишь в амбаре и стережешь вещи, пока я не приду утром. Это приказ.
Няшка показательно вздохнула и поплелась вслед за повозками, печально волоча опавший хвост, и оставляя за собой на земле выжженные капающей из пасти кислотой черные пятна…
Внутри трактира было пустовато. Пара местных забулдыг что-то отмечали у стойки. В дальнем темном углу неторопливо потягивал пиво какой-то стремный тип в плаще с глубоким капюшоном, из-под которого не было видно лица. У камина что-то тренькал на подобии лютни разодетый в зеленый камзол молодой бард, которого с мечтательным выражением лица слушала симпатичная девушка-подавальщица, прижавшая к пышной груди пустой поднос.
— Дось, за мной, — поймал я за ухо мелкую плутовку. — Остальные пока присядьте куда-нибудь.
