Руденко усмехнулся:
– Вы совершенно правы. Казалось, я заново нарожусь на свет, если сведу с ними счеты. Убить первых было несложно. Вы догадываетесь, как я это сделал.
– Когда вы собрались убить Найденова, то прошли через черный ход? – поинтересовался Скворцов.
Валерий кивнул:
– Да.
– И вас не заметила ни одна живая душа?
Преступник щелкнул пальцами:
– В том-то и дело, что заметили. Но я слишком хорошо знаю психологию наших артистов. Поскольку я здесь работаю и они замечали меня сотни раз, то их было бы очень легко запутать. Я уверен: кто-то из попавшихся мне навстречу и слегка кивнувших вроде бы вспомнил, что накануне видел меня, но только стоило ему сообщить, что Руденко находился в больнице, он тут же взял бы свои слова назад. Дескать, вполне возможно, меня видели не в тот день. Поэтому свидетелей среди наших я не очень боялся. И еще я знал: наиболее наблюдательные сейчас на репетиции. А со студентом мне несказанно повезло. Я оказался свидетелем одной интересной сцены. Но вы уже о ней наслышаны. Мысль подставить еще одного человека показалось мне забавной. Я стал следить за ней и отыскал свою третью жертву.
– В квартирах Скобиной побывали вы, – вставил Киселев.
Руденко не возражал:
– Разумеется.
– И взяли ключи, когда приходили под видом сантехника…
Валерий кивнул:
– Вы уже все знаете.
– А знала ли мать про ваши убийства? – спросила Зорина.
Лицо Валерия перекосилось:
– Конечно, я сказал ей… Мне нравилось наблюдать, как она менялась при мысли, что родила убийцу. Но мать не могла не признать: в этом львиная доля ее вины.
– И поэтому она помогла вам, – бросил Костя. – И стала внушать Захаровой, что она убила всех этих людей. А потом ей пришлось убрать Захарову. Как она на это решилась? Мы поняли: это единственное убийство, которое не совершили вы. По словам сына Анны Григорьевны, она не допускала посторонних в квартиру. Следовательно, это сделала Клавдия Ивановна.
Преступник развел руками:
– Именно так и было.
– А потом вы подставили и ее, – произнесла журналистка. – Свою родную мать.
– Я счел, что своей смертью она искупит передо мной вину, – признался Руденко.
В течение всего разговора Катя, не отрываясь, смотрела на этого человека. Его изуродованное лицо стало выглядеть еще уродливее, чем в начале беседы, шрамы, казалось, разрослись до невероятных размеров, и она поймала себя на том, что задыхается от одного его присутствия в кабинете.
– У вас нет ни капли раскаяния, – сказала она.
Валерий хлопнул в ладоши:
– Да уж какое тут раскаяние, девушка. Я рад, что в жизни мне выпало сыграть самую запоминающуюся роль. И эта роль – не «кушать подано» и даже не Командор. Роль Черной Вдовы не каждому по силам. Я доказал всем, что я талантливый артист. Даже Бучумов был по сравнению со мной обычным смазливым бездарем.
– Вы сыграли роль убийцы, причем вполне обычного. Такие сидят в тюрьме, – отозвалась журналистка. – И они не разглагольствуют о таланте. Они убивали не ради него. Как, впрочем, и вы. Вами руководили зависть и злость. Если бы это было не так, вы бы использовали шанс, предоставленный вам Бучумовым, и – кто знает? – может, со временем и Вера обратила бы на вас внимание. Ведь главное в человеке не лицо, а душа. За красивым содержанием порой не замечаешь оболочки.
Он скривился:
– Это все пустые бредни.
Больше Зорина не произнесла ни слова. Она видела: все бесполезно. В уродливом теле оказалась не менее уродливая душа.
– Я пойду, – прошептала она на ухо Косте. – Мне очень плохо, дорогой. Кажется, сейчас упаду в обморок.
Муж помог ей выйти из кабинета, кивнув Павлу.
– Поезжай на машине. Павел подбросит меня на служебной.
– Боже, какое чудовище… – произнесла журналистка. – Какое же он чудовище… И равнодушие матери его нисколько не оправдывает. Ведь с приходом Бучумова у него могла начаться новая жизнь, та, о которой он мечтал… Но нет, он выбрал другие роли и создал свой театр… Это ужасно, Костя.
Он посадил ее в машину на водительское сиденье:
– Главное, Катюша, что преступник пойман. Послезавтра выходные, и мы можем отправиться в лес.
– Да, – безучастно повторила Зорина. – Мы обязательно отправимся в лес.
