Я позвонил раз и еще раз.
Открыл мне дверь пожилой человек с усталым лицом. Лицо этого человека и особенно черная бородка и большие задумчивые глаза показались мне знакомыми. Я где-то видел раньше этого человека. Где? Может, на лестнице, может, на улице или на странице книги?
- Ты к кому, мальчик? - спросил он.
- Я вообще так, ни к кому. У вас есть бумага или утиль?
- Сейчас нету. Вчера все отдал.
Он уже хотел запереть дверь, но тогда я спросил:
- А вы, дяденька, действительно Левитан?
- Да, Левитан, - ответил он задумчиво. - Хочешь зайти? Ну что ж, проходи.
Я прошел с ним ь комнату и оказался как в Русском музее. На стенах висели те же картины. И даже «Золотая осень» висела.
Я еще раз посмотрел и убедился: картины те же самые, что в музее.
- Как они сюда попали? - спросил я. - Может, по случаю ремонта у вас временно повесили? Человек улыбнулся:
- Это, мальчик, копии. Я реставратор и копиист.
- Копии? А Мишка Авдеев утверждает, что скорее там копии, а здесь настоящие.
- Какой Мишка Авдеев?
- Сын монтера. Ваш сосед.
- Сосед? Тогда другое дело. Соседи всегда все знают. Они даже знают больше, чем мы сами знаем о себе.
Я стал рассматривать картины и вспомнил слова дяди Васи, что копии-это попугаи. Я вспомнил это и покраснел, словно художник уже догадался, о Чем я сейчас думаю. Он, по-видимому, действительно догадался и сказал:
- Эти картины не просто повторение, мальчик, это продолжение того, что было сделано в другом веке.
- Мишка утверждает, что вы из того века.
- Из какого?
- Ну из того, который был шестьдесят шесть лет тому назад.
- Что ж. Отчасти это тоже верно, мальчик. Но только отчасти.
- Отчасти? - спросил я. - Я не, совсем понимаю. Отчасти-это значит, вы не Левитан, а только очень хотите им быть?
Художник тихо рассмеялся и кивнул головой.
- Хочу быть, - сказал он. - Но это очень трудно, А ты посмотри внимательно мои картины и скажи - нравятся они тебе или нет? Меня очень интересует твое мнение, мальчик.
Я посмотрел на картины, подумал немножко, а потом сказал:
- Если бы я не знал, что эти картины-копии тех, что висят в Русском музее, они бы очень мне понравились.
- А ты забудь, мальчик, что это копии. Пожалуйста, забудь.
- Как я могу забыть? Ведь вы мне сами сказали.
- А может, я пошутил?
- Но ведь они очень похожи на те, что я видел в Русском музее.
- Возможно, - сказал задумчиво художник. - Все находят сходство, кроме меня. Но ты посмотри на них, мальчик, внимательно. Может, заметишь и различие.
Я стал внимательно рассматривать картины. И может, потому, что мне в эту минуту никто ничего не объяснял и не втолковывал, картины мне очень понравились. Они были нисколько не хуже тех, что висели в Русском музее, и я даже почему-то подумал, что они там больше не висят, их привезли сюда, к этому художнику, временно, а потом опять увезут.
И у меня было еще такое чувство, что кто-то невидимый и неслышимый, но присутствующий помогал мне их смотреть, и от этого они становились все лучше и лучше, хотя содержание не менялось и краски на полотне тоже.
Картины мне нравились все больше и больше, и я не мог буквально оторваться от них, и мне даже казалось: где-то рядом тихо играет музыка, - так было хорошо и интересно, интереснее еще, чем в музее.
И я подумал, что существует два необыкновенных художника. Один жил давно, в прошлом веке, а этот поселился у нас, в кооперативном доме, и он хоть и не такой известный, как тот, но рисует, пожалуй, нисколько не хуже.
Потом мы попрощались с художником, и я ушел. Дело в том, что пришел комендант, тот самый красивый старик, которого не любила моя мама.
Комендант поздоровался очень вежливо со мной и с художником и, подойдя ближе к картинам, стал внимательно их рассматривать. А несколько минут спустя он сказал Левитану:
- Хорошо, если бы вы дали одну из ваших картин для домового клуба. Ваши картины располагают к тишине, к уюту и навевают доброе настроение.
После этих слов я ушел, чтобы не смущать художника. Я был почему-то уверен, что Левитан не откажет и отдаст в клуб одну из своих замечательных картин.
