— Ага, а ноги его видел? Сапоги из титановой ткани, на руках — армированные перчатки. Он спортивное рванье поверх "мстителя" натянул, чтобы амуницию не светить. С той же целью раньше времени и шлем не надевал.
Я усмехнулся:
— И ты, герой галактики, думал нашей "железкой" одолеть их четверых в боевой броне?
Ник смутился:
— Признаться, броню я заметил уже когда ты его держал на прицеле. Но сути это не меняет: ребята приходили очень серьезные, и что самое интересное, старались это скрыть. Если не веришь — пересмотри запись с камеры орудия.
Я пересмотрел. Все на месте: перчатки, сапоги, оружейный ранец на спине.
М-да вторично. Еще какое м-да!
Я посмотрел на Леру — внимательно-внимательно. Она сидела, ссутулившись, потупив взгляд. Галс жался к ее ногам и тревожно зыркал на нас с Ником.
— Лерочка, дорогая, — проникновенно спросил я, — это ведь по твою душу приходили?
Она кивнула.
— Стало быть, у твоего Отелло имеется четверо друзей-головорезов с ручными плазмометами?
— Я не знала… — шепнула она.
Я шагнул к ней поближе, пес вскочил и ощерился.
— Тише, Галс, сидеть… — от слов Леры он присел, но задние лапы остались напряжены.
— А еще, — продолжил я, — тебя защищает и хорошо слушается пес, которого ты подобрала тридцать часов назад.
Она покраснела и промолчала.
— …Из чего следует, что собака-то твоя, но ты стараешься это скрыть. По всей видимости, ты надеешься таким образом сохранить в тайне свой настоящий адрес. Ведь девушку Леру (а может, и не Леру) без фамилии и паспорта вряд ли кто припомнит, а вот дом рыжего шарпея, наверняка, знает каждый в радиусе пяти километров. Верно?
Девушка молчала, нервно теребя собачью холку.
— И кроме того, — добавил я, — вероятно, ты не знала, но из Южного нельзя дойти пешком до Озерок. Там нет моста через Чернушку. Выстыл до абсолютного нуля и рухнул еще год назад.
— Простите… — прошептала Лера. — Простите, пожалуйста. Я не хотела, чтобы это вас коснулось. Я думала, он был один…
— Он — кто? — Спросил Ник, тоже подступая поближе.
— Валерия, — предложил я, — пожалуй, сейчас было бы очень неплохо, чтобы ты рассказала нам все, как было на самом деле. И поподробнее.
* * *
В сорока километрах от окраины города, за глиняным карьером и тремя полосами освещаемых плантаций, есть деревня Выселки — полсотни домов, полторы сотни жителей. За Выселками нет ничего. Барьер.
Барьер — удивительная штука. Это бесконечная темно-серая стена. Тянется во все стороны, насколько хватает взгляда — влево, вправо, вверх. И вниз тоже — под землей.
То есть не стена, конечно, а пузырь, сфера, но такого большого радиуса (километров семьдесят), что кажется плоскостью.
Барьер ни из чего не состоит. Тому, кто не видел, этого не объяснишь. Не сталь, не камень, не лед, не какой-либо другой материал, и не воздух даже! Просто серый цвет. Стена из серого цвета, окружающая город.
К стене этой можно подойти вплотную — не почувствуешь ничего. Можно бросить в нее камень — исчезнет. Можно сунуть палку или трубу — исчезнет ровно та часть, что вошла в серое. Срез ровнехонький, как от лазера. Находились идиоты, кто руку совал…
Словом, деревня Выселки стоит у края нашего мира.
Из техники в деревне есть две пармашины и три комбайна. Комбайны берегут, как зеницу ока. Если сломается, новый взять неоткуда: там вся электроника на полупроводниках, а полупроводники мы выпускать не умеем. Прежде комбайнов было пять.
Работают все жители Выселок на полях (ну, кто может работать). Над самой деревней и рядом с нею больших светильников нет, так что хорошо растут только грибы и ягоды. Комбайнеры ездят трудиться на ближайшее освещаемое поле — за шесть километров. Остальные сельчане терзают огороды у своих домиков. Паяют самодельные светильники из сжатого газа или металла, освещают клочки земли, лелеют картофель и капусту. Где света не хватает, выращивают шампиньоны или малину.
Ясное дело, долго так не потрудишься: два часа на воздухе — и от жары перед глазами уже пятна, голова раскалывается, сердце хватает. Домой, остудиться, прийти в чувства — и снова на поле. Так каждый день. Словом, Выселки населяют люди упрямые и отчаянные.
