— Простите, я вас не разбудил? Приехали?
— Пока нет, – мне стоило труда сказать правду.
— Какой ужас! Как же вы там?
— Нормально. Когда вернётся, скажу, чтобы позвонила.
Лишь в начале четвёртого ночи послышалось скрежетание ключа в дверном замке.
Они вошли с вещами – Люся и толстая, еле переставляющая ноги нянька.
— Из‑за грозы задержали рейс из Афин, – сказала Люся, включая свет в гостиной. – Как тут Гришка?
Нянька же подошла к дивану, на котором лежал проснувшийся малец, нагнулась над ним.
— Ах ты мой золотой! Мой сладкий, сладкий…
Я, между прочим, пережил войну.
Я помню эту тишину,
что после взрыва бомбы
оседает…
Мать молодая, а уже седая.
С ней, наступая на шнурки ботинок,
бежишь ребёнком прятаться в метро.
Над самой головою – поединок
зениток с «юнкерсом».
Прожектора во тьме…
Уже тогда забрезжило в уме,
что я заброшен в сумасшедший дом.
…Не говоря уже о том,
что пережил потом.
Небо сияло, промытое грозой. Промокший остров сверкал росинками в лучах встающего солнца. A вода в море, она и так всегда мокрая.
Плывя к берегу на спине, я думал о том, что сейчас на вилле все спят, разбитые бессонной ночью, поднимутся поздно, начнётся суета. Жаль было Гришку, затасканного Люсей по магазинам, почти не вкусившего прелесть моря.
Затылок коснулся отмели. Я поднялся и увидел стоящего на краю пляжа Никоса.
Он сиял, глядя на меня, выходящего из воды. Он был искренне счастлив за меня. А это так редко бывает в жизни, чтобы кто‑то за тебя был искренне счастлив.
— Приехал за тобой встречать паром с протезами, – сказал он, пока я спешно растирался полотенцем и надевал одежду.
— А где Антонелла и Рафаэлла? Разве они не идут в школу?
— Бунт. Вчера попали с Инес под дождь, – улыбнулся Никос. – Сначала старшая, потом младшая устроили бунт! Сегодня не хотят. И баста. Инес пожалела их. Школа плохая. Им скучно. Другой нет. Знаешь, через год–другой придется уезжать на материк.
Мы покинули пляж, сели в машину и поехали в город, в порт.
— Ник, вчера Константинос передал через Сашу Попандопулоса пятьсот долларов. Ты должен взять их, хотя бы малую часть, за твою работу.
— Нет, – твёрдо сказал Никос. – Зубы – это тебе мой дар. За дар деньги не берут. С этими протезами будешь помнить меня в Москве каждый день десять–двенадцать лет.
— А потом? – спросил я и подумал, что потом, если доживу, мне исполнится восемьдесят! А моей Нике пойдёт только четырнадцатый…
— Не знаем, что будет потом, – философически заметил Никос.
«Не заботьтесь о завтрашнем дне, – говорит Иисус. – Завтрашний день сам о себе позаботится». Вот ведь, заботится обо мне посредством Никоса, Константиноса… Фантастика какая–тo!
Видимо, Никос догадался о том, что я беззвучно молюсь, благодарю Бога. Молчал всё время, пока мы ехали к порту.
А разве не фантастикой был сверкающий на солнце белый паром, моряк с парома, передавший Никосу заветную коробочку?
Через десять минут мы были в «праксе». А ещё через полчаса я, глянув в подставленное Никосом зеркальце, выходил на улицу Папаиоанну с полным набором зубов во рту. И с подаренной Никосом фотографией – я, перепуганный, сижу в зубоврачебном кресле во время первого сеанса.
Протезы были непривычны, жали, кое–где прямо‑таки резали дёсны.
Никос объяснил, что поначалу так оно и должно быть, что теперь наступил период их подгонки, чем мы будем заниматься до моего отъезда. Прощаясь, спросил, как там Люся, есть ли у неё в душе мир.
Мне оставалось только пожать плечами.
Хотелось поскорее испытать протезы в действии.
Шёл, разглядывал вывески по сторонам, обратил внимание на то, что, несмотря на отличную погоду, туристов на улицах поубавилось. Сентябрь перевалил за середину.
Зашёл в крохотный ресторанчик «Нил», где с радостью увидел Абдулу. Он о чём‑то разговаривал по–арабски со скучающим за стойкой лысоватым хозяином заведения. Других посетителей не было.
Абдула взялся немедленно нас познакомить.
— Дядя Сэм! – представился египтянин, сказал, что есть шаурма и кебаб.
Но я горел желанием впиться в бифштекс с кровью.
Дядя Сэм передал мой заказ кому‑то в глубину кухоньки, попросил обождать.
Я сел за один из немногочисленных столиков, разглядывал висящие по стенам фотографии пирамид, верблюдов на фоне пустыни Сахара и видов Каира.