Подошёл Абдула с двумя бокалами красного вина, спросил разрешения сесть. Сказал, что на днях уезжает до следующего сезона.
— Удалось заработать для семьи? – спросил я, чокаясь с ним.
— Помнишь ту итальянку с мужем и любовником? Она говорила, чтобы я каждое утро держал для них незанятыми три шезлонга и три зонта, потом заплатит за всё время. Их нет. Уехали. Не заплатили.
«Вот тебе и коктейль «Амур»!» – подумал я.
Мы допили вино. И снова он сказал о том, что его, видимо, давно мучило. – Многие люди с крестиками на груди – такие же фальшивые христиане, как многие наши мусульмане, которые расстилают молитвенные коврики у своих магазинов, кричат: «Аллах акбар!», а потом обманывают покупателей, делают, как ты говоришь, «шахер–махер», – Абдула попрощался и ушёл.
Кто его знает, почему так получается – всегда грустно, когда понимаешь, что больше никогда не увидишь человека? Что мне Абдула, что я ему?
Из‑за стойки с тарелкой, на которой лежал дымящийся бифштекс, выпорхнула молодая улыбающаяся блондинка в коротком передничке. Следом вальяжно шёл дядя Сэм, несущий вазочку с салатом из помидоров.
— Белла? – спросил он по–итальянски, несколько бесцеремонно усаживаясь ко мне за столик. – Красивая?
— Очень.
— Моя жена! – он самодовольно похлопал её по крутому задику, когда она поднесла нож, вилку и салфетки.
— Дети есть? – я стал отрезать кусочек от пахнущего перцем и пряностями мяса.
— Дети с другой женой в Каире. Учатся в школе.
— Сколько у тебя жён?
— Есть ещё одна в Гамбурге. Зимой работаю там. Тоже ресторан «Нил».
Я отправил кусочек бифштекса в рот, надкусил и чуть не взвился к потолку от боли в дёснах.
— Не нравится? – огорчился египтянин.
Что я мог ему объяснить?! А он между тем продолжал:
— Моя жена нравится? Хорватка! Хочешь провести с ней время?
— Что? Не понял.
— Заняться любовью.
Я расплатился за несъеденный бифштекс, за салат. Вместе со сдачей он зачем‑то вручил свою визитную карточку.
…Должно быть, выпитый на голодный желудок бокал вина подействовал. Я шёл, куда глаза глядят, по верхним, параллельным набережной улицам. Обнаружил, что в пачке не осталось сигарет, и вспомнил, что где‑то на вершине первого мыса, отделяющего центр города от окраины, был табачный киоск.
Он находился на месте. Я приобрёл очередную пачку «Мальборо–лайт», закурил. Ноги сами понесли меня вниз. И вскоре я очутился на самой оконечности мыса у безмолвной, огороженной проволочной сеткой двухэтажной виллы с маленьким причалом.
Ржавый замок висел на калитке. Яхты «Лючия» словно никогда не существовало.
Впрочем, она действительно никогда не существовала. Кроме как в моём воображении. Так же, как и её владелица Лючия, роману с которой я в своё время посвятил значительную часть своей книги «Патрида».
Я поднялся чуть выше, сел на низкую каменную ограду у другой виллы. Курил, смотрел на море.
Удивительно, созданные воображением люди казались более реальными, чем подлинная жизнь…
Место не отпускало. Море не отпускало.
Не знаю, сколько времени я так сидел в этом безлюдном закутке, пока не осознал, что в голове со всё большей настойчивостью звучит: «ИДИ ДОМОЙ К НИКОСУ».
Вообще говоря, мне давно пора было спешить на виллу Диаманди, чтобы составить компанию Люсе и няньке Нелли для похода в какой‑то «Чайна таун». Я полагал, что это будет сомнительное удовольствие. Хотя до сих пор никогда в китайском ресторане не был.
«ИДИ ДОМОЙ К НИКОСУ!» – неведомый голос звучал отчётливо, строго.
«Никос наверняка сейчас работает в «праксе». Какого рожна без приглашения вваливаться в дом? Девочки не пошли в школу. Там и без меня забот хватает», – думал я, уже вставая и направляясь в гору, чтобы выйти к шоссе. От этого места до холма, на котором жило семейство Михайлопулос, было недалеко.
…Несмотря на то, что ещё Платон поведал о Голосе, не раз звучавшем в его сознании, на другие свидетельства, запечатлённые в истории человечества от Библии до наших дней, никто мне на самом деле не верит, когда я проговариваюсь о том, что иногда слышу чей‑то повелевающий голос. Так же, как никто не верил Жанне Д’Арк.
«Зачем я иду к Никосу Михайлопулосу, к Николаю Михайлову, если перевести на русский? К Антонелле и Рафаэлле? К их чудесной матери, немочке Инес? К Гектору–Хектору?»
