Бедолага Дмитрос, открытый человек, рубаха–парень, здесь совсем сник от почтения к роскоши этого дворца, почтения к таинственным кабинетам.
В конце коридора был маленький холл.
— Сюрпрайз, — сказал Роджер, обращаясь ко мне и бросая окурок в стеклянную урну. – Я выписал из России эту женщину, поселил здесь бесплатно с питанием. Деньги она получает с пациентов.
Роджер толкнул дверь, и мы вошли в кабинет.
Посередине стоял стул. На стуле сидела женщина с лиловыми волосами. Над ней возвышалась, растопырив пальцы рук, грузная старуа в распахнутом белом халате. Делала пассы вокруг головы пациентки, приговаривала:
— Над морем–окияном, на острове Буяне дуб вековечный, а в корнях того дуба рак–болезнь притаилася…
Увидев нас, целительница угодливо заулыбалась Роджеру.
> - Раша, — объявил он, указывая на меня. – Русский.
> - Милый! Из России! Не боись. Вижу на тебе сглаз великий. Не я лечу, Богородица лечит. Сядь здесь, в сторонке. Вот кончу с этим рачком, тебя приму. И дружка твоего молодого, усатенького приму. Почищу его каналы энергетические – все пройдет, до смерти заживет.
Роджер вышел. Мы с Дмитросом опустились на иван рядом с высоким шкафом.
Пока старуха колдовала над раковой больной, скороговоркой произносила заговоры, брызгала водой из кувшинчика, я разглядел в углу столик с миской куриных яиц, пластиковыми бутылочками, связкой свечей, клубком ниток. Весь подоконник был уставлен прислоненными к стеклу бумажными иконками.
Я подошел к окну. Далеко внизу за зелеными вершинами деревьев парка виднелась вольная синь моря, золотой песок пляжа.
Старуха с беспокойством оглядывалась на меня.
Наскоро покончила с больной. Получила деньги, сунула в разбухший карман халата. За отдельную плату навязала ей бутылочку «святой» воды и яйцо. Жестом показала, что его нужно выкинуть на землю через левое плечо. Обязательно через левое!
«Бедные миллионеры!» – думал я, в то время, как она властными своими ручищами усаживала меня на стул.
— Не боись. От меня только добро. Не я лечу. Богородица лечит! Аль может, твой дружок первым хочет? До чего статен, хорош! Не наш, не русский, вижу. А хвори в нем есть, затаилися. Ничего, целительница народная все выгонит! А на тебе, милок, сглаз да порча великая. Верь мне! Не будешь верить, не вылечишься! Один не верил – вот и помер сегодня поутру от аневризмы. Не я лечу, Богородица лечит! – она замахала ручищами у меня надо лбом.
> - Если Богородица лечит, почему вы берете деньги?
> - Зарплату‑то мне тута не платют. Всего пятьдесят долларов сеанс. Тебе вот, чтобы изгнать порчу и снова стать молодым, двенадцать сеансов нужно, — она перешла к столику, отрезала от клубка кусок нитки, зажгла свечку, снова приблизилась ко мне, перекрестила свечой, сунула нитку в руку.
> - Как стукнет полночь, сожжешь ее до конца. Да, вот тебе яичко – будешь выходить из хосписа, кинь через левое плечо. Святую воду покупать будешь?
Я встал и пошел к двери с ниткой в руке. Дмитрос двинулся за мной.
— Куда вы, ребята? Скидку сделаю как земляку.
Выходя, мы видели, как старуха кинулась к шкафу, открыла его, ловким движением перегрузила накопившиеся доллары из кармана халата в стоящий на полке пакет, плотно затворила дверцу.
— А как же дружок? Хвори‑то у него в кишечнике и в спинном мозге – лейкемия называется! – она выбежала за нами в коридор.
Мы наддали шагу.
Наш «Хемингуэй» с сигареллой торчащей из бороды, занимался в своем кабинете какими‑то документами. При виде нас он встал, открыл дверцу бара под телевизором:
> - Виски? Джин–тоник?
> - Виски! — выдохнул я и положил свою нитку на край стола рядом с пепельницей.
> - Сенкью за сюрпрайз! – сказал я, принимая рюмку виски. – А нормальные специалисты–медики здесь работают?
> - Ес! – сухо ответил Роджер.
Дмитрос вдруг разнылся:
> - Владимирос, ты думаешь, у меня лейкемия? Что она сказала еще?
Он оказался мнителен, внушаем.
— Выбрось из головы! – отозвался я. – Мне стыдно, что она из России, и вообще, Роджер, то, что я видел там, наверху – это криминал! – я щелкнул зажигалкой, поджег нитку.
Она медленно сгорала над пепельницей.
