Гуд монинг! – воскликнул он. – Конгретюлейшенс! Поздравляю!
Я сначала не понял, с чем он меня поздравляет.
> - Дайте закурить!
Роджер достал из кармана пиджака коробочку с тоненькими сигарками–сигареллами, протянул, щелкнул зажигалкой.
Пока я жадно закуривал, он на своем ужесающем американском английском объяснил, что поздравляет с находкой античных, как он выразился, книг, что его интересует, как это мне удалось. Что он хочет показать мне хоспис, познакомить с интернациональным персоналом.
Дмитрос, стоящий под дождем рядом со мной, добавил:
> - Если надо, подождем тебя, переоденешься и поедем.
> - Ничего не получится, — я постучал по циферблату часов. – Сейчас за мной приедет Никос. Должен езать с ним в «праксу».
> - О’кей. Подолждем тебя у «праксы».
…Люся с Гришкой, конечно, спали. На кухне, конечно, стоял вчерашний недопитый Люсин чай. Рядом валялись листки с сумасшедшими узорами–завихрениями. «Приедет нянька, будет сама всё убирать, – подумал я, вытирая голову схваченным в ванной сухим полотенцем. – После слепков позавтракаю в городе, куплю сигарет. Подождут со своим хосписом. Оставшиеся деньги придётся отдать Люсе. Кончилась моя свобода!»
Марина! Если бы ты знала, до чего одиноким и зависимым снова почувствовал я себя! Связанным с Люсей ещё и авиабилетами на обратный чартерный рейс из Афин. Что называется, скованные одной цепью…
Переоделся.
«Тойота» Никоса уже стояла рядом с машиной Дмитроса. Он с американцем поехал за нами. .
На заднем сиденье в плащиках сидели Антонелла и Рафаэлла со своими школьными ранцами.
— Мама Инес для ты! – произнесла Антонелла заранее выученную русскую фразу и протянула мне через спинку кресла почерневший от древности колокольчик.
— Для тебя, – поправил её Никос.
Колокольчик был крупный, с дивным мелодичным звоном. Я понял, что Инес и девочки заметили, как я любовался вчера овечками, бредущими по склону ущелья. «Повешу в Москве с внутренней стороны входной двери квартиры, – подумал я. – Каждый входящий–выходящий будет пробуждать отголосок Эллады».
— Ти канис? – спросил Никос после того, как мы завезли девочек в школу и поехали в «праксу». – Как ты? Твоя компаньонка что хочет от Инес?
— Дурь! – сказал я. Но Никос не понял.
Тогда, слабый человек, я рассказал ему о том, что произошло вечером на вилле.
— Нет. Ты не должен отдавать ей деньги, какие тебе прислал Константинос. После работы забираю тебя с вещами в свой дом. Будешь жить у нас.
— Я бы с радостью. Только не могу. К десяти вечера она едет встречать няньку. Нужно сидеть с Гришкой.
Дмитрос с Роджером, опередив нас, ждали в машине у «праксы».
— Что они хотят? – спросил Никос, когда, прополоскав рот, я уселся в зубоврачебное кресло.
> - Чтобы я посмотрел хоспис.
Никос пожал плечами. Надел халат, марлевую маску и принялся за дело — развёл в белой мисочке какую‑то массу для слепков, смазал чем‑то мои дёсны. Для начала показал набор зубов различного размера и цвета.
— Хочешь большие белые, как голливудский актёр?
— Не надо. Если можно, пусть будут, как были.
Никос работал долго и тщательно. Долго ждал, пока слепки затвердеют в моей пасти. Потом осторожно изъял их оттуда, уложил в особую коробочку. Взглянул на часы и сообщил, что должен немедленно ехать в порт, чтобы успеть передать слепки на отходящее к материку судно.
Мы вышли из кабинета вместе. В приёмной накопилась солидная очередь. Никос велел всем ждать. На улице вскочил в машину и умчался в порт.
А я с Дмитросом и Роджером, все‑таки купив в киоске вожделенные сигареты и зажигалку, поехал обратно к Канапица–бич. Неизвестно зачем знакомиться с хосписом. Жалел, что никоса нет с нами. Не иметь переводчика, тужиться говорить по–английски и особенно вслучиваться в английскую речь, как ни странно, чем дальше, тем больше становилось мучительным.
Вдруг я увидел за редеющей пелной дождя указатель «Таверна Александра». Оказывается, Дмитрос ехал верхней дорогой. Эта таверна, заколоченная в ту памятную мне зиму, находилась совсем рядом от моего Дома…
> - Давайте остановимся. Сегодня не завтракал.
> - В хосписе нам дадут поесть, — отозвался Роджер.
