Лорана не стыдилась того, что вышла замуж за полукровку. Она часто дразнила Таниса за его бороду — признак человеческой расы. Самого Таниса тоже не смущало то, что он эльф лишь наполовину.
А их сын мучительно переживал это.
Гил мечтал об эльфийской стране, которую он никогда не видел и, возможно, никогда не увидит. Деревья Квалинести были для него более реальными, чем деревья в саду его отца. Он недоумевал, почему родители так редко ездят на родину, а когда и уезжают, оставляют его дома. Он знал — или думал, что знает,— что в этом повинно происхождение Таниса. Иногда Гил так возмущался по этому поводу, что сам себе удивлялся.
— Во мне нет ничего от отца! — убеждал он себя каждый день, стоя перед зеркалом и изучая собственное лицо в поисках первых признаков отвратительной растительности. — Ничего! — повторял он удовлетворенно, обнаруживая лишь чистую, гладкую кожу.
Ничего, кроме крови. Человеческой крови.
И поскольку Гил боялся этого, он не мог ни говорить об этом, ни смириться с этим. Приходилось хранить молчание.
Стена молчания между отцом и сыном росла год за годом и к этому времени достигла порядочной толщины.
— Отец, разве ты не собираешься читать письмо? — поинтересовался Гил.
Танис нахмурился, ему не понравился высокомерный тон вопроса.
Гил провоцировал отца, надеясь, что тот начнет отчитывать его, хотя сам не понимал, зачем делает это. Возможно, он хотел, чтобы Танис наконец сказал что-нибудь такое, чего никогда не говорил, о чем предпочитал молчать...
Но отец изобразил терпеливую улыбку, предназначенную специально для сына, и вытащил свиток из футляра.
Гил отвернулся. Подойдя к окну, он невидящим взглядом уставился на пышную растительность раскинувшегося внизу сада. Ему одновременно хотелось уйти отсюда и послушать, что сообщает в своем письме Карамон.
Гил не общался с большинством людей, с которыми был знаком, с теми, что приходили навестить его родителей. Он находил их шумными, неуклюжими и просто глупыми. Но веселого здоровяка Карамона юноша любил, любил его широкую улыбку и громкий хохот. Гилу нравилось слушать истории о сыновьях силача, особенно о похождениях старших, Танина и Стурма, исходивших весь Ансалон в поисках приключений. Сейчас они собирались, не будучи рожденными в Соламнии, вступить в Орден Соламнийских Рыцарей.
Гил не был знаком с сыновьями Карамона. Несколько лет назад, возвратившись из какой-то таинственной поездки вместе с Танисом, силач предложил Гилу погостить в «Последнем Приюте». Но Танис и Лорана даже слышать об этом не хотели. Юноша был так взбешен этим, что неделю угрюмо просидел, запершись в своей комнате.
Танис развернул свиток и быстро пробежал его взглядом.
— Я надеюсь, с Карамоном все хорошо? — спросила Лорана с тревогой в голосе. Она не вернулась к своей работе, обеспокоенно глядя на лицо мужа, читавшего послание.
Гил обернулся. Танис выглядел взволнованным, но, дочитав до конца, улыбнулся. Потом покачал головой и вздохнул.
— Младший сын Карамона, Палин, проходил Испытание в Башне Высшего Волшебства — и успешно выдержал его. Теперь он маг Ложи Белых Мантий.
— Сохрани, Паладайн! — воскликнула Лорана изумленно. — Я знала, что молодой человек изучает магию, но никогда не думала, что настолько серьезно. Карамон всегда уверял, что это мимолетное увлечение.
— Он просто на это надеялся, — заметил Танис.
— Поражаюсь, как это Карамон ему разрешил.
— А он и не разрешал. — Танис передал жене свиток. — Почитай. Это дело рук Даламара.
— Но почему же Карамон должен был запретить Палину проходить Испытание? — спросил Гил.
— Потому что оно может привести к гибели испытуемого, — сухо ответил Танис.
— Но ведь Карамон собирался позволить другим сыновьям участвовать в рыцарских испытаниях,— возразил юноша.— Они могут оказаться не менее опасными.
— Это другое дело, сынок. Карамон знает, что такое поединок с мечом и щитом, но не понимает, как можно биться на розовых лепестках розы и паутине.
— И к тому же там был и Рейстлин, — добавила Лорана, как будто это была одна из причин.
— При чем тут его дядя? — поинтересовался Гил. Хотя он прекрасно знал, что имеет в виду мать, но был настроен поспорить.
