Вторая жизнь Наполеона - страница 41

— Вы удивительно остроумны, мистер Джон Браун, — вымолвил он насмешливо.

— Благодарю за комплимент! — ответил я хладнокровно, не отходя от двери ни на шаг.

Смит топнул ногой, засвистал, засмеялся, отошел в сторону. В это время на набережной показался мчавшийся во весь опор экипаж, в котором сидели Джонсон и Костер.

— Ваш Браун — настоящий цербер, — обратился к Джонсону мистер Смит. — Предстаньте себе, он не хотел впустить меня.

Джонсон рассыпался в извинениях, чуть не вырвал у меня из рук ключ и отпер дверной замок.

— Пожалуйте, милорд, — сказал он, низко кланяясь.

— Меня зовут мистером Смитом, — поправил его Смит.

Все трое скрылись в сарае, где стояли «художественные изделия». Четверть часа спустя Джонсон крикнул:

— Иди сюда, Джонни. Ты нам должен помочь немного. Только запри дверь за собой.

Я вошел в слабо освещенное помещение сарая и чуть не вскрикнул от удивления. Несколько мгновений я стоял, протирая глаза, не зная, что подумать, мне казалось, что я грежу…

У самого почти входа в сарай я увидал императора Наполеона.

В американском паноптикуме

Он сидел в кресле, заложив ногу за ногу, несколько откинувшись на спину, словно в изнеможении, и смотрел перед собою сосредоточенным взором полуприкрытых веками усталых глаз.

— Что это? Что это? — невольно пробормотал я, пятясь.

Дружный хохот трех присутствовавших привел меня в сознание.

— Похоже сделано, мистер цербер? — ткнув меня фамильярно кулаком в бок, спросил меня мистер Смит. — Вы — самый компетентный судья. Ведь, никто из нас не видел «Бони» так близко, как вы…

— А посмотрите еще это. Как это вам понравится?

Он отодвинул в сторону крышку одного ящика, и я увидел в ящике еще одного Наполеона. Этот сидел и что-то читал.

Мистер Смит прикоснулся к какому-то штифту на кресле, на котором сидел, читая, Наполеон, и Наполеон медленным, словно усталым движением поднял голову, нахмурил орлиные брови, угрюмым взглядом посмотрел на нас и снова, опустив голову, углубился в чтение.

Это был Наполеон номер второй. Но имелся еще Наполеон номер третий. Этот лежал или, вернее сказать, полулежал в кресле с закрытыми глазами и тяжело дышал, словно испуская последний вздох. И, наконец, имелись Наполеоны номер четвертый и номер пятый. Они лежали, вытянувшись во весь рост, — один еще дышал и по временам приоткрывал глаза, беззвучно шевеля почерневшими устами, а другой был неподвижен, лежал, как в гробу, со скрещенными на груди руками. И на этой груди была голубая лента, и целая коллекция крестов, орденов и звезд.

— Что все это значит? — спросил я вполголоса Джонсона. — Или я жестоко ошибаюсь, или… Или вы с Костером и мистером Смитом вздумали…

— Ну? Что мы вздумали? — полюбопытствовал, улыбаясь, Костер.

— Вы вздумали обзавестись собственным музеем восковых фигур. И будете возить этот музей, показывая за деньги фигуры императора Наполеона….

Если люди когда-нибудь подвергались риску лопнуть от смеха, — то это были именно те люди, которые стояли тогда передо мной. Костер извивался и хохотал, хватаясь за живот. Джонсон давился смехом. Смит смеялся, взявшись за бока…

А я… я стоял и глядел то на них, то на пятерых восковых Наполеонов, и не знал, — не смеяться ли и мне, или наоборот — приняться колотить всю эту компанию…

Люгер «Ласточка» со своим странным грузом, состоявшим из восковых фигур Наполеона в разных позах и ящиков с оружием и боевыми припасами, покинул гавань Саутгемптона 14 ноября 1820 года.

Нельзя сказать, что бы плаванье наше начиналось при благоприятных предзнаменованиях: при подъеме якорей один из наших матросов сорвался в воду, мы вытащили его полуживым, и он долго отлеживался в матросском кубрике. День спустя, когда люгеру пришлось выдержать жестокую трепку от налетевшего шквала, капитан Джонсон поскользнулся на палубе, и набежавшей на судно волной его едва не смыло в море. Задержался он, вовремя ухватившись за поручни, но отделался недешево — вывихнул правую руку.