мыслями. До мамы мог достучаться любой – им нужно было лишь набрать
несколько цифр и нажать на кнопку вызова, и она готова была ответить на
любые их вопросы и выслушать любые предложения. Вот бы и для меня
было все так просто!
Когда я вышла на улицу, то обнаружила, что на подъезде к гаражу
стоит грузовик, в кузов которого погружены стулья, и выехать на своей
машине для меня не представляется возможным.
- Я подвезу тебя, - сказала мама, когда я вернулась в дом и сообщила ей
об этом, - пойдем.
Когда мы сели в машину и проехали несколько миль, то попали в
пробку, и в салоне повисло молчание. На самом деле, оно повисло между
нами в ту же самую минуту, как мама завела мотор. В тот момент я этого не
заметила, но сейчас тишина давила на меня, и я даже начала сердиться. Мама
забирала у меня вещи, которые приходили папе по общей рассылке, мама
выбрасывала все, что напоминало о нем, а теперь хотела еще и вычеркнуть из
моей жизни друзей. Наверное, она даже не догадывалась о том, как сильно я
была расстроена из-за нее, но я все равно не собиралась сдаваться. Хотя бы за
друзей я могла побороться!
- Ты не выспалась? – мама бросила на меня взгляд, но я не посмотрела
в ее сторону в ответ. С губ уже готовы были сорваться слова «Все в
порядке», но я сдержалась. Нет, ничего не в порядке. И будет неплохо, если
об этом узнает кто-то еще.
- Нет. Не выспалась. Мне снились кошмары.
- Да? О чем же?
- О папе, - я внимательно следила за ее лицом в зеркале заднего вида,
произнося это, но ее глаза были так же направлены на дорогу, пальцы,
обхватившие руль, не дрогнули. В животе у меня что-то скрутилось.
- Да, - продолжила я. – Это было пугающе. Он ехал на машине и…
- В твоей комнате, должно быть, было слишком жарко, - заметила
мама, чуть повысив голос, - и, возможно, стоило бы убрать с кровати пару
подушек. Кошмары часто снятся, когда тебе слишком жарко.
- Это так странно, - я словно не слышала ее, - потому что после его
смерти мне много раз снились сны про него, но в последнее время – нет. Это
было хуже, чем раньше, потому что в этот раз я не могла спасти его от
опасности. Это напугало меня.
Эти три предложения вырвались чересчур быстро, я даже не успела
отдать себе отчет в том, хочу ли их сказать вслух по-настоящему, но, как
оказалось, хочу. Пожалуй, впервые за все время с папиной смерти я
разговаривала с мамой о нем. Она не могла не заметить это. Она не могла не
услышать меня в этот раз.
Мама сделала вдох, а я сжала руки, сцепленные в замок на коленях.
- Ну, - сказала она, наконец, - это был всего лишь сон.
И все. Вот такой была ее реакция на то, что я впервые за эти долгие
месяцы заговорила о том, что мучило меня больше всего. Я как будто
прыгнула с трамплина, но не взлетела и не упала, а каким-то образом снова
приземлилась на место старта и теперь стояла, гадая, сделала ли прыжок
вообще.
Все должно быть не так, хотелось закричать мне, но пробка уже
разъехалась, и мама спокойно вела машину вперед по улице. Я промолчала.
- Домой доедешь сама? – спросила она, когда я открывала дверь, чтобы
выйти наружу. – Или мне тебя забрать?
- Сама.
- Хорошо. Если не удастся созвониться, то просто приезжай в парк
Коммонс к шести, хорошо?
Я кивнула, закрывая за собой дверь, и мама отъехала. Пока ее машина
не скрылась за поворотом, я смотрела ей вслед и думала о нашем
неудавшемся разговоре. Судя по всему, дурной сон продолжался, и этим
утром я так и не проснулась, не сумела стряхнуть его с себя. Мама не
обернулась, не бросила ни единого взгляда в мою сторону. Конечно, зачем,
если все в порядке? Все просто в порядке. Как и всегда.
В библиотеку я вошла ровно в 9:12. Бетани с Амандой синхронно
подняли головы, а затем бросили взгляд на часы. Снова посмотрели на меня.
- На Кловердейл была пробка, - пояснила я, пытаясь протиснуться
между стеной и стулом Бетани, но она даже не сдвинулась с места. Кто бы
