сравнительно легко.
- Какой случай в твоей жизни, - поинтересовался он однажды, когда мы
шли в магазин «У Милтона» за бумажными полотенцами, - был самым
непристойным?
- Фу, - я послала ему убийственный взгляд, - что, это так необходимо?
- Ты всегда можешь отказаться, - радушно предложил он. Уэс знал, что
я не откажусь, так же, как и он. Мы оба любили соревноваться, но в этой игре
было кое-что большее, чем просто возможность показать свою
неотступность. В всяком случае, для меня. Мне нравилось узнавать его
именно так, вытягивая один маленький факт за другим, это как собирать
паззл из крохотных деталей. А если один из нас выиграет, то картинка не
будет закончена. Мне не хотелось этого.
- В пятом классе, в декабре, к нам пришла женщина, которая
рассказывала о Хануке. Я помню, как она тогда дала нам дрейдлы
(*четырѐхгранный волчок, с которым, согласно традиции, дети играют во
время еврейского праздника Ханука. На каждой грани дрейдла написана
еврейская буква: нун, гимел, hей и шин).
- Это и было непристойно?
Я бросила на него еще один прожигающий взгляд, а он внимательно
уставился на полки с полотенцами.
- Именно к этой части я и подбираюсь.
Уэс всегда был очень скуп на слова, но в то же время постоянно
подгонял меня и желал узнать больше, из-за чего я начинала ценить
собственные ответы, превращавшиеся в маленькие истории. Это тоже было
частью игры, которую я не хотела терять.
- Это была миссис Фелтон, мама Бабары Фелтон. Раздав дрейдлы, она
стала говорить о меноре (*светильник, который зажигают в течение восьми
дней праздника Ханука), все было в порядке.
Сняв с полки большую упаковку полотенец, Уэс протянул ее мне, затем
достал еще одну, и мы направились к кассам.
- И в следующий момент наша учительница, миссис Уайтхед, подошла
к Норме Пискелл, которая сидела рядом со мной, и спросила, все ли с ней в
порядке. Я тоже посмотрела на нее, и увидела, что она несколько
зеленоватая…
- О-о-о, - протянул Уэс.
- Именно, - вздохнула я. – Следующее, что я помню – Норма Пискелл
пытается встать, но у нее не получилось. Вместо этого ее вырвало прямо на
меня. Я вскочила, чтобы побежать в туалет, но в этот момент ее снова
вырвало. На этот раз – мне под ноги.
- Фу!
- Ты сам спросил, - хихикнула я.
- Это верно, - согласился он. Мы стояли в очереди. – Теперь ты.
- О чем ты больше всего беспокоишься?
Уэс задумался. Именно так и работала наша игра – нужно было
продумать все варианты, пришедшие на ум, от самых простых, до самых
сложных, правдивых. Так и играют в «Правду».
- О Берте, - сказал он, наконец.
- О Берте, - повторила я. Уэс согласно вздохнул.
- Я чувствую ответственность за него, понимаешь? Все-таки, старший
брат. И теперь, когда мама ушла… Она никогда не говорила, но я знаю, что
она рассчитывала на меня, если с ней что-то случится. А он такой…
- Такой?
Уэс пожал плечами.
- Такой… Берт. Понимаешь? Он впечатлительный. Многое принимает
слишком близко к сердцу. Например, эти его истории про Армагеддон.
Многие ребята его возраста не общаются с ним, они просто его не понимают.
Все, что он чувствует, он чувствует глубже, чем они. Иногда даже слишком
глубоко. Мне кажется, он немного пугает людей этим.
- Это же совсем не плохо! – возразила я. – Да, он ощущает все сильнее,
но просто такой уж он. Такой уж он… - мне на ум никак не приходило
подходящее определение.
- Берт, - закончил за меня Уэс, расплачиваясь и снимая наши покупки с
ленты.
- Точно.
Так и продолжалось – вопрос за вопросом, ответ за ответом. Все
остальные считали нас странными, но мне было все равно. В нашем случае
«Правда» - это лучший способ узнать друг друга получше, да и вообще эта
игра давала возможность проверить, насколько хорошо ты кого-то знаешь,
насколько доверяешь человеку. Через несколько недель я уже знала, о чем
Уэс волновался, что смущало его больше всего, и каким было его самое
большое разочарование. Не уверена, что смогла бы рассказать что-то о маме,
