— Они в самом деле красивы, — сказала Иман.
Она вышла к Хасану, пока остальные шумно обсуждали название планеты. Хасан кивнул, не соглашаясь, а показывая, что слушает. Его взгляду аборигены представлялись жуткими, неестественно изогнутыми и рябыми, как после оспы. Но это оттого, что взгляд его искал симметрии, которой здесь не было.
— Возможно, и красивы, хотя несколько отличаются от жизненных форм, которые Мизир обнаружил здесь, наверху, — сказал он. — Я думаю, они пришлые. Этот твой народ пришел откуда‑то еще. Может быть, из‑за океана.
— Может быть, — признала она. — Сунг говорит, вся прибрежная равнина не принадлежала этому континенту, и от ее столкновения с материковой сушей возникли Туманные горы.
— Я все пытаюсь увидеть лица, — сказал он ей. — Знаю, что их нет, но сознание упорно рисует ноздри и уши. Кажется, будто они мне улыбаются.
— Матрица распознавания, — кивнула Иман. — Человек может увидеть лик Исы, хвала ему, в картофелине, или шайтана в клубах дыма.
— Меня это беспокоит. Мы должны видеть этих людей, как они есть, а не такими, какими их считаем.
— В Мире Конканона было проще, — сказала она. — Там аборигены походили на цветы.
— Неужели?
— Немножко. Они летали.
— А…
— Выбрасывали пар из концов стеблей. Передвигались короткими скачками. Но в цветке мы не ищем лица.
— А вот я всегда путал тебя с лилией.
Иман отвернулась от него, притворяясь, что заинтересовалась спором в шатре.
— Ты не хочешь назвать его Миром Маклуфа? Глава команды имеет право…
Хасан покачал головой:
— Я как‑то встречался с Конканоном. У него самолюбия хватит на целый мир. Я не так тщеславен. Как, по‑твоему, нам его назвать?
Иман поджала губы, поправила хиджаб под подбородком. Лицо ее было бледным кругом в окружении клетчатой красно‑белой материи — такие платки носят в долине Иордана.
— Надо узнать, как называют его аборигены на своем языке.
Хасан рассмеялся:
— Наверняка «Мир», и скорее всего, на сотне языков, причем большую часть этих языков мы и не услышим никогда.
— Шангри‑ла![7] — донесся из шатра громкий голос Башира, и Хасан обернулся к нему.
Янс хлопнул в ладоши:
— Превосходно. Это и впрямь настоящий рай.
Клаус медленно кивнул, и его поддержали Ладаван и Халид, привратник. Сунг промолчал, глядя на Хасана.
— Нет. — Хасан шагнул в шатер. — Опасно так называть мир, и тем опаснее, что это имя внушает спокойствие. Каждый раз, услышав его, мы будем считать его все менее угрожающим.
— А разве это не так? — спросила Иман.
Хасан оглянулся и увидел, что она водит ладонью по мускулистой большой руке своего творения.
— Не знаю, — отозвался он. — Я еще не знаю, что он прячет.
— Прячет? — переспросил Башир, — Что же он может прятать?
Сунг насмешливо хмыкнул, но Хасан не торопился отвечать.
Он смотрел на Иман, которая все гладила статую.
— Ну а ты бы как его назвал? — с вызовом спросил Янс.
— Право выбора за тобой, Хасан, — напомнил Мизир.
— Если вы непременно хотите назвать этот мир, — проговорил Хасан, снова выглядывая из шатра на чужие созвездия в небе, на лишенное выражения, неподвижное «лицо» статуи, — если непременно нужно имя, зовите его Аль‑Батин.
Мизир застыл, Башир с Халидом переглянулись. Иман слабо улыбнулась.
— Это значит, «тайный», — шепнула она остальным.
— Не совсем, — поправил Хасан.
— Это одно из имен Бога, — возмутился Мизир. — Нельзя так называть планету.
— Название подойдет, — сказал Хасан, — пока Бог таит от нас ее природу. А потом… потом увидим.
* * *
Они назвали город Восточным Портом, по его расположению в широкой дельте. От устья быстрой реки к морю тянулся глубокий залив — и на нем стояли причалы, доки и склады. Это они сумели узнать из сонарных изображений, переданных высотными зондами. Почему в доках нет кораблей, зонды объяснить не могли.
К югу и западу от города лежала равнина, покрытая зеленеющими всходами, из чего они сделали вывод, что здесь сейчас поздняя весна. Растения были раскидистыми и широколистными, как клевер, и неясно было, используются ли они в пищу батинитами или идут на корм скоту. Бороны и культиваторы тянулись за упряжками шестиногих животных, у которых когти на средних и задних парах ног были почти не видны под копытообразным наростом. На передних ногах виднелись раздвоенные копыта. Само собой, команда окрестила их «лошадьми», хотя сложением животные скорее наводили на мысль о «быках».
