— Среди толпы? — спросил он, нахмурившись.
— Уверена, что я это переживу.
— Ты уж постарайся, — ответил он и, наклонившись, поцеловал долгим глубоким поцелуем.
Она должна реалистично относиться к происходящему, говорил Джен голос разума. Их отношения развивались слишком быстро, и так же быстро могут прекратиться. Но у голоса разума не было никаких шансов, потому что сердце девушки безоговорочно поддерживало тот опасный путь, который она выбрала.
Она была не одинока в своем восхищении Люкой. Волнение толпы переросло в истерику, когда он появился на сцене. Даже небрежно одетый, он был великолепен. Настоящий король, подумала она. Люка обладал той спокойной уверенностью, которая внушала людям, что этот человек способен решить любую проблему, решить эффективно и навсегда.
Она никогда не встречала такого, как Люка. Была ли это любовь с первого взгляда? Возможно ли полюбить кого‑то за такое короткое время?
А почему нет?
— Ты выглядишь озабоченной, — заметил Люка, когда участники праздника начали расходиться. — Какие‑то проблемы?
Проблемой был он сам, проблемой были ее запутанные чувства. С того момента, как Люка появился в казино, ее мир перевернулся.
Возможно, они могли бы поговорить и открыться друг другу. Ее чувства окончательно вышли из‑под контроля. И не только из‑за потрясающего секса. На Сицилии он был более спокоен, чем в Лондоне, и теперь она понимала почему. Этот остров был его домом, его родиной, его королевством. Она же видела жизнь только в определенных границах и сейчас вырвалась далеко за пределы этих границ. Было бы разумно вернуть все на профессиональные рельсы, заключила она. Возможно, Люке тоже станет легче от этого.
— Я увижу завтра драгоценности? — спросила она по дороге к дому.
— Почему не сегодня? — предложил он. — Почему не сейчас?
— Ты уверен? — Ее сердце забилось учащенно, но совсем по другой причине.
Секретная коллекция бесценных камней дона Тебальди была предметом трепетного обсуждения в мире высокого ювелирного искусства, но никто никогда не видел эти драгоценности в одном месте. Ходили слухи, что многие из них были прокляты, и каждый имел свою кровавую историю. Эти мысли заставили ее вспомнить о проклятии Императорского бриллианта, который должен был стать центром ее экспозиции. Джен не верила, что неодушевленный предмет может иметь какую‑то власть над людьми. Она не была суеверной, по крайней мере до сегодняшнего дня. Должно случиться что‑то действительно очень серьезное, чтобы поверить в подобные сказки, подумала она, сдерживая предательскую дрожь в позвоночнике.
Вернувшись в большой дом, Люка повел ее наверх по лестнице. Он открыл дверь в одну из комнат и отступил назад.
— Прошу, — сказал он.
Джен неуверенно топталась на пороге. Шторы были задернуты, в комнате было темно, а в воздухе пахло затхлостью и перегаром.
— Коллекция твоего отца здесь? — спросила она, хмурясь.
Люка подождал, когда она войдет в комнату, и объяснил, что сейчас он строит новое хранилище для камней. Но пока оно не готово, драгоценности хранятся прямо здесь, буквально под кроватью.
— Я очарована, — призналась девушка. — Не могу дождаться, чтобы увидеть их.
Она представляла себе подвальное помещение, в котором обычно хранятся произведения искусства, оборудованное по последнему слову техники, с кондиционером для поддержания температуры и влажности воздуха и бесшумно скользящей дверью со сложной системой замков. Но Люка просто уперся плечом в раму массивной кровати из красного дерева и отодвинул ее. Под кроватью оказался люк. Открутив болты, он взялся за крышку люка, и она откинулась с резким скрипом.
Джен догадалась, что выражение ее лица в этот момент представляло собой нечто особенное.
— Там внизу? — воскликнула она, когда Люка указал на лестницу.
— Надеюсь, ты не из слабонервных? — ехидно улыбнулся он.
— Я была с тобой наедине, — ответила девушка, стараясь сохранить чувство юмора. — Я не страдаю клаустрофобией и не боюсь темноты, — заверила она в ответ на его ироничный взгляд.
— Это хорошо, потому что там темно, глубоко и сыро. И там могут быть пауки, — сообщил он, рассмеявшись, когда Джен вздрогнула. — Я предупреждал тебя, что мой отец — один из последних настоящих эксцентриков в мире.
