— Мне приятно это слышать, — молвила Трифонова, расправив плечи и вздернув подбородок. Будто мама шепнула ей свое обычное: «Не сутулься, дочка. И говори поспокойнее, не части». Пусть парень догадывается, что именно приятно — его реакция на кличку или остальное. Выдержала паузу. Не специально, просто в горле запершило, а хрипеть было неприлично. Тихонько кашлянула, усмехнулась и уже нормально спросила: — А что дальше, Кирилл?
Он снова заглядывал ей в лицо:
— Я свалился как снег на голову. Но, Катя, у тебя кто-нибудь есть? Близкий друг? Жених? Никогда не был в шкуре третьего лишнего и не хочу. Только куда деваться?
Она не ожидала столь быстро и прямо заданного вопроса. Мог бы пригласить куда-нибудь. Ответит «да», значит, свободна. Захотелось крикнуть: «Не твое дело! Кто ты такой, чтобы я отчитывалась? Приглянулась тебе через сетку? Так это твои проблемы. Мне не создавай». Однако бунтарка размеренно произнесла:
— Именно сейчас я одна. В том смысле, какой тебя интересует.
И на нее вмиг тяжко обрушились четыре года, два из которых она свихивалась из-за потерянной квартиры. И еще два млела возле оперирующего хирурга, едва сдерживаясь, чтобы не поцеловать его руку в испачканной кровью перчатке. Наверное, ее перекосило от отвращения. Кирилл забеспокоился:
— Я разбередил свежую рану? Прости, прости, прости.
— Ничего ты не разбередил.
— Спасибо! Отлегло! Катя, а нам обязательно торчать тут и ждать, когда опухшие от сна домохозяйки выползут? Через двести метров за углом такой уютный сквер. В нем тоже собак выгуливают. Пройдемся, а? Я могу носить букет, могу вести Журавлика.
— Скорее мы увидим опухших с похмелья мужчин. Им не спится, вот и гуляют с питомцами, чтобы задобрить жен. — Девушке самой хотелось идти куда-нибудь. После восклицаний Кирилла ее сердце расшалилось и требовало, чтобы ноги подчинялись заданному им бодрому ритму. — Я не против. И Журавлик давно улегся.
— Где?
— Да слева от тебя, ближе к клумбе.
— Точно. Слушай, его в желтых листьях почти не видно.
— Попробовал бы ты этого конспиратора в сухих ржавых обнаружить. Возьми цветы, пожалуйста. А я этого лентяя буду подгонять.
Они вышли с площадки и двинулись в сквер, болтая наперебой. Словно были давным-давно знакомы, разлучались, опять встретились. Им не терпелось поведать о том, кем стали друг без друга, но не уточнять как. И оказаться в совместном настоящем. Катя рассказала, что снимает комнату и трудится в частной клинике операционной медсестрой. Кирилл — что получает второе высшее образование и собирается заниматься бизнесом. Этого обоим хватило. Дальше они обменивались мнениями обо всем, что попадалось на глаза, и неудержимо смеялись.
— Ого, хорошо! — воскликнула Катя, едва шагнув на мощенную плиткой дорожку сквера. — И общество приличное. Вон дядечка с лабрадором. А вон с русским терьером. Значит, мужчины гуляют не на площадке. Знаешь, я почти уверилась, что собак держат только одинокие женщины за сорок и хронические алкоголики. Такой там контингент. А тут есть одно неудобство: с поводка зверя не спустишь. Хотя, посмотри, на скамейке возле кустов две бабули. На газоне за ними мопс и шпиц свободно играют? Ну, точно. Спасибо, Кирилл, что привел. Если честно, мне площадка уже надоела. Я люблю ходить, работа-то стоячая. А на ней застынешь напротив энного количества собачников и вымучиваешь из себя одно и то же. Они безобразно повторяются.
— Я тоже предпочитаю двигаться. Значит, внес в ваши прогулки разнообразие? Давайте обследуем территорию. С другой стороны есть выход в переулок и кафе с открытой террасой. Перекусим, ладно?
— Чашка кофе мне не повредит, — обрадовалась Катя. — Только я без кошелька.
— Ну, Катя, зачем так… Не по-русски. Я студент дневного отделения, но это не значит, что ты будешь за себя платить. Даже занимаясь в своем первом университете, я работал.
— В МГУ?
— В пражском.
— Ты чех?!
— Нет. Идем, за столиком расскажу. А лучше на обратном пути.
Минут через двадцать Трифонова совершила нечто, выходящее вон из плотного ряда своих обыденных действий. Когда официантка принесла меню, Кирилл указал ей на цветы: