Было около пяти часов. В московской тьме свет всегда угадывается, она прозрачная. Но тут Кате почудилось, что за окном настоящая июньская светлынь. И необходимость включать электричество ощущению не противоречила. В отличие от того дня, когда она пальцем не могла шевельнуть, дожидаясь встречи с Ксенией Ивановной, не было упущено и секунды. После душа подкрасилась, уложила феном волосы. Сказала зеркалу: «Не то. Вульгарно как-то». Умылась, размочила прическу. И начала сначала. А затем — невероятное событие — отпарила джинсы, перегладила глаженую рубашку и закрасила черным фломастером потертости на кроссовках. В оставшиеся двадцать минут неутомимая ранняя пташка вымыла и расчесала Журавлика, который от удивления не сопротивлялся процедуре. Но на всякий случай начал вести себя как больной. Она вылечила его куском колбасы со словами: «Овчарка должна принюхаться и усвоить, что ты живешь нормально».
Вскоре Журавлик лихо семенил, а она упруго шагала вдоль ограждения. Площадка была свободна. «А если Кирилл не придет?» — шевельнулось в голове.
Трифонова внятно хихикнула — этого случиться не могло. И верно, когда нырнули под арку, пересекли двор и открыли калитку, он уже сидел на одном из двух громадных бетонных кубов. Это был памятник тех времен, когда собачью территорию захватывали под ресторан. Историю противостояния со строителями Кате рассказывали все, кто здесь бывал. Сильнее действовало только живописание, как вычисляли и подкарауливали ночами ублюдка, который разбрасывал по площадке отравленные косточки. Катя собиралась поведать обо всем Кириллу, чтобы зауважал место и не вздумал его бросать. Но прежде ей хотелось увидеть его щенка.
— Доброе утро, Катя. Привет, найденыш. Кстати, тебя мне не представили, но мы это исправим.
Парень вскочил, почему-то спрятав за спину руки. Он снова откровенно рассматривал прихорошившую себя девушку. Взгляд был еще более приятным, еще более удивленным. В общем, больше уже некуда было. «А ведь я только чуть-чуть подкрасилась. И вообще это еще далеко не мой предел», — едва не ляпнула Трифонова. И быстро сказала:
— Привет, Кирилл. Честно говоря, не ожидала, что в воскресенье ты действительно появишься так рано. А где овчаренок? Жена не позволила будить? Но тебя отпустила?
— Я холостяк, — решительно выпалил он. Замялся, неловко вытащил из-за спины пять алых крупных бархатистых роз и протянул ей: — Это тебе. Не сердись, щенка у меня нет. Собирался взять у друга напрокат, но, тут ты ясновидящая, его жена категорически отказала. У меня в детстве была овчарка, честное слово.
Катя восприняла безусловную сенсацию как нечто само собой разумеющееся. Это вчера и чувствовалось — не площадка ему была нужна, а знакомство с ней. Но все равно стало грустно: если в Кирилле ей пока очень нравилось то, что она ему нравится, то его собаку Катя уже готова была любить и трепетно ласкать. Поэтому ее голос искренне разочарованно дрогнул:
— Жаль. Значит, цветами ты извиняешься за обман? Но зачем тебе это было нужно? Артистическая натура? Увидел, как мы играем в мячик, расчувствовался, вспомнил детство и сам поверил в то, что завел щенка?
— Нет конечно. Я далек от актерства, из реальности не выпадаю. Просто целый месяц каждый день ходил по улице с той стороны. Дела. Через сетку видел тебя. А позавчера надобность в хождениях здесь отпала. Я сообразил, что если не найду калитку, если не встречусь с тобой, то потеряю навсегда. Вот в субботу и приехал. Решил, буду ждать сутки, двое, но дождусь. Оказалось, ты уже гуляла со своим… Как все-таки его зовут?
— Журавлик, — тихо прокурлыкала Катя.
— Ничего себе! Здорово!
Есть люди, которые высоко наслаждаются, слушая классическую музыку. То сжимаются в крохотную точку бесконечной вселенной, то расширяются и вбирают ее в себя. То их, считай, что нет, то ничего, кроме них. Так Андрей Валерьянович Голубев когда-то растолковывал Кате, зачем человечеству симфонии. Под взволнованные признания Кирилла девушка испытывала это самое — сжатие и расширение. Нет, если бы Андрей не объяснил, сказала бы, что такие же розы, как те, которые она держала вспотевшими ладошками, распускаются и распускаются у нее в груди и животе. Но про вселенную было красивее. Лишь одно мешало забыться совершенно. Парень часто смотрел из-за ограды. С такого расстояния можно сразу детально разглядеть не только ее, но и Журавлика. Отчего же у него был такой радостно-изумленный вид, когда приблизился? Это относилось к внешности, Катя точно знала. Близорукий? Или слишком боялся разочароваться каким-нибудь запудренным прыщиком? Ладно, не важно. Он замолчал. Ждал реакции, впервые опустив жадные глаза.