В другой раз Андрей Валерьянович умудрился за пару минут доказать Кате, что давеча делился не собственным опытом и этим рецептам достижения успеха не очень-то следовал. Он обмолвился, что всю жизнь испытывает благодарность к одному человеку. Рассчитывал на вопросы, но получил издевательский ответ:
— Много же ты занял, если до кончины нужно расплачиваться.
— Милая, я получил помощь не взаймы, — возмутился Андрей Валерьянович. — Благодарность — духовная категория, в отличие от оплаты.
— Да ну? То-то ты десятилетиями добром своего святого поминаешь. Одним только чистым чувством сто раз подарок отработал. Умные люди ценят слова: «Век буду за тебя молиться». Только не верят. Просящему надо взять, а дающему дать. И если второму не приспичит по каким-нибудь личным мотивам облагодетельствовать, ничегошеньки первый не получит.
— Он сам предложил! Я не смел рассчитывать на его поддержку! — возопил уничтоженный развенчанием «своего святого» Андрей Валерьянович.
— Тем более. Ему это тогда было нужнее, чем тебе. Повезло, что ты подсуетился. Не понимаешь? Ну, вовремя попался на глаза. А то кто-то другой получил бы все. Ты же назавтра и кивка не удостоился бы. Наверное, как раз перед вашей встречей он кого-нибудь обобрал до нитки или обидел до смерти. Вот и поправился тобой, как алкаш утренней рюмкой. Этот тоже начинает видеть свои вчерашние безобразия в приемлемом ракурсе после опохмела.
— Катька, а ведь ты не выживешь, — ужаснулся Андрей Валерьянович. — Тебя соплеменники растопчут. Их надо хвалить, подбадривать, оправдывать вслух.
— Идиот, — припечатала Катя. — Да любой из них предпочтет рубль твоей старомодной моральной поддержке.
— Это теоретически, — постарался не обижаться на «идиота» Андрей Валерьянович.
— Нет, Андрей. Запад вон давно осознал, что пособия неудачникам надо платить, трудоустраивать в соответствии со склонностями, а не в церковь загонять.
После этих слов Катя сникла и запросилась спать. Утешать ее привычным мужским способом Андрею Валерьяновичу ни в голову, ни в другое место не пришло.
В постели Катя мысленно порассуждала о том, что подонки не могут существовать без так называемых порядочных людей. Кого тогда они будут обманывать, обворовывать, унижать, спаивать? Тех, кто то же самое проделывает с ними? Это — вечная война нервов, а человеку свойственно расслабляться. Поэтому надо, чтобы у того, за чей счет ты преуспеваешь, существовало табу на подобные твоим действия. Иначе придется неустанно совершенствоваться в жестокости, а это по силам единицам. Какой мелкий разжиревший пакостник свяжется с заведомым мерзавцем и садистом? Большинство струсит.
Катя давно решила, что никогда не будет порядочной, в смысле «униженной и оскорбленной». Тем сильнее не нравилось ей поведение Андрея Валерьяновича. Делает из нее кретинку! Чтобы человек с такой записной книжкой давал советы, как достичь полного одиночества, и представлял их патентованными средствами для достижения популярности среди знакомых? Наверное, Катя просто не вписывалась в его компанию, которая осенью съедется в город с курортов. Надо бы побольше разузнать об этих людях и постараться соответствовать. А то морочит ей голову деловыми контактами с Ленусей или Юляшей! Со скромным желанием стать своей в обществе друзей и подруг Андрея Валерьяновича Катя и заснула. Хозяин приютившего ее дома запоздало испытал другое желание, но так и не добудился спорщицу.
Катя Трифонова не расспрашивала Андрея Валерьяновича Голубева о его прошлом, потому что в отношениях с любовником надежно оперлась на свой медсестринский опыт. Другого у нее пока не было. Вот Анна Юльевна Клунина — лучший доктор в поликлинике — предпочитала выслушивать жалобы больного пять минут, затем три минуты пугать его вопросами, подразумевающими краткие однозначные ответы. И для участкового приема это по-божески, потому что некогда разговаривать — очередь в коридоре громадная. За отведенное благодушным терпением доктора время на треп пациент успевал, мимоходом бросив: «Голова болит, кашляю сильно», уведомить медиков о вымирании родных от рака, пожаров и всяческих аварий, о неверных мужьях и женах, неблагодарных детях, крохотной пенсии, маленькой зарплате, начальнике — сволочи последней — и продавщице из молочного отдела в гастрономе возле дома — хамке. Никогда люди не говорили о вкрапленных в их жизнь наслаждениях, ну хоть о ванне горячей с мороза, не упоминали что-нибудь приятное. Так и Катя предоставила Андрею Валерьяновичу право на пять минут. Он им не воспользовался. И уточнять в течение своих трех минут Кате было нечего. Знала бы Анна Юльевна, как медсестра использовала ее экспресс-метод сбора анамнеза! Наверняка, усмехнувшись, отметила бы, что предложение раздеться звучит в двадцатом кабинете все-таки после беседы.
