Беспокоясь о дочери, Степанида корила-бранила себя за то, что поторопилась отправить в Харьков телеграмму. Не знай Арина об их отъезде, то куда бы ей было бежать от боев, от проклятого фашиста, как не домой, а там двоюродная тетка надоумила бы, что делать и где искать родителей.
«Ох, нескладно получилось», — тревожилась Грошева, не интересуясь, из-за чего раскричались вдруг мужики, тянувшие на листе железном тяжелую махину. Подбежали к ним другие мужчины, и пошла баталия, даже Савелий и тот стал размахивать руками.
А сыр-бор загорелся из-за того, что ребятам из экспериментального цеха показалось, будто инструментальщики тянут к себе их станок.
— Разуйте глаза, братцы, наш станок, — спокойно сказал им Конев.
— Нет, наш! — стояли на своем экспериментальщики. Один из них, увидев подъехавшую легковую машину, метнулся к ней, а в следующую минуту возвратился к окружившим станок оружейникам в сопровождении главного инженера Константина Изотовича Рудакова.
— Грабеж среди бела дня! Станок им наш понравился, утащить захотели! — продолжали свое задиристые ребята из экспериментального.
— Павел Тихонович, ты чего молчишь? Скажи им, — подтолкнул Конева Макрушин.
Хитровато улыбаясь, тот с наигранной доброжелательностью заговорил:
— Нам чужого не надо, если мы ошиблись и станок действительно ваш, — забирайте. Но, други ситные, будьте любезные обратить внимание на одну безделицу. Вот здесь на станине металлом по металлу выбито: «ЦЛ-2». Объясните, пожалуйста, что сие означает?
Экспериментальщики недоуменно переглянулись, некоторые из них даже потрогали пальцами клеймо.
— Не знаете? Логично! — воскликнул Конев.
Хорошо знавший, какая железка и какому цеху принадлежит, не говоря уже о станках, Рудаков признался:
— Я тоже не знаю.
— Все проще пареной репы, — победоносно продолжал Конев. — «ЦЛ» — это цех Леонтьева, а двойка — это второй вариант.
— Ясно, — кивнул головой Рудаков и въедливо добавил: — Соображать надо, товарищи из экспериментального. За оплошность придется вам помогать инструментальщикам.
— Взяли, помощнички! — раздалась команда Мальцева.
Видя, как рабочие с шутками и смехом потащили станок дальше, Конев хмуро сказал главному инженеру:
— С помощью «Дубинушки» мы, конечно, кое-что перетащим. Но разве это дело?
— Претензии справедливы, с ними и обратись к Рябову, ему выделены машины, подъемная техника, — ответил Рудаков.
— Знаю. Он говорит: задержки не будет, оборудование перевезем. А куда? Видел, какой хороминой наградили инструментальщиков?!
— Опять же обращайся к Рябову. Он выбирал.
— Выбрал… Я к нему с попреками, а он в ответ: вам повезло, у вас крыша над головой, у других и этого нету…
Рудаков усмехнулся.
— Ты, конечно же, не поверил… Садись в машину, поедем, и посмотришь, где и как размещаются другие.
Склонив голову, Зоя Сосновская стояла перед Мариной Храмовой и слушала ее справедливые упреки:
— Когда я ставила тебя на учет, какое было предъявлено требование? Представить характеристику. Ты, Сосновская, отнеслась к этому не по-комсомольски, проявила вопиющую недисциплинированность. Ты и сюда приехала без характеристики!
Виновата, очень она виновата, потому что не сходила в школу за этим важным документом, все откладывала и откладывала, а потом, когда прочла в списке эвакуируемых и свою фамилию, совсем забыла, побежала не в школу, а в госпиталь: мама, что делать? меня включили в список… И мама приказала уезжать от войны подальше, и еще мама говорила, что и сама умчалась бы, да не на кого оставить старенькую, хворую бабушку…
— Здравствуй, Марина, рад видеть тебя в наших пенатах, — радушно сказал подошедший Леонтьев.
Марина Храмова сняла цветастую шерстяную варежку, протянула ему руку.
— Здравствуйте, Андрей Антонович. — Она сердито глянула на Зою. — Иди, Сосновская, и помни о нашем разговоре.
Более получаса они простояли у строящейся цеховой проходной будки, и продрогшая на ветру Зоя с удовольствием зашагала на почту, чтобы отдать подписанную начальником цеха и скрепленную заводской печатью доверенность на постоянное получение газет и писем для инструментальщиков.
