— И завоза месяца два не было, — подсказал Миков.
— Да, запасы керосина у населения и на складе Мокина проверить надо! — согласился Егор.
Телефонного звонка в ту ночь из Москвы Воробьев так и не дождался. Телефоны у Ларьева молчали. А через два дня, сразу же после первомайских праздников, он узнал о его смерти.
«Правда» поместила портрет в траурной рамке и некролог. Егор был потрясен его смертью. С блеклого портрета смотрело мужественное лицо Виктора Сергеевича. Он снялся, видимо, еще молодым, без бородки и пенсне.
Егор срезал траурную рамку и приклеил портретик на стенку. Сергеев увидел портретик, долго смотрел, потом хмыкнул и отвернулся, ничего не сказав. А через час проговорил как бы между прочим:
— Я на Ларьева зла не держу… Даже наоборот, чего там! Боевитый был мужик.
О неизвестном подтвердил и Рогов, добавив, что Левшин на две минуты задержал поезд. Последним толстомордый и прибежал, после чего Левшин, точно спохватившись, засигналил отправление. Рогов сообщил это утром на второй день, когда иркутский в Москву уже прибыл, и Егор, схватившись было за телефон, махнул рукой. По описанию Рогова и Макарихи Егор вспомнил толстяка, у которого подменили саквояж Аркашка и Валет. Миков притащил в ОГПУ Валета, но после двухчасового допроса его пришлось отпустить: ни Егор, ни Миков от него ничего не добились, хотя чувствовалось, что Валет знает многое.
Лукич сообщил, что о Бугрове расспрашивал Мокин, но это сообщение мало что прибавляло к общим догадкам и подозрениям. Егор лишь понимал, что допросом Валета они себя выказали и перестали работать в секрете. А это только осложнит розыск. Нужны были улики, хоть какие-нибудь, а не общие рассуждения относительно Левшина и Мокина. Нож, обнаруженный у Рогова, принадлежал ему, и эксперты нашли в его щели крапинки ссохшейся крови. Крови Русанова. Объяснить это обстоятельство Рогов не мог, хоть и твердил, что в ночь исчезновения Русанова он дежурил и ножом этим самым резал хлеб. Левшин же показал, что в тот вечер Рогов куда-то уходил, на перроне случилась драка, а милиционера на месте не оказалось. Про драку подтвердили еще двое: буфетчица Ерохина и сцепщик вагонов Чегодаев. Подтвердили они и то, что дерущихся разнимал Левшин, а Рогова не было. Рогов, поюлив, сознался, что действительно в тот вечер отлучался на полчаса по одному щекотливому делу, а когда Егор его прижал, Рогов назвал и другую половину этого «дела», вдову Тарбаеву, работающую на вокзале уборщицей. Все это давало повод для более серьезных подозрений, и Сергеев стал снова настаивать на аресте Рогова, но Егор медлил, чуя сердцем «липу». Уж очень все опять выходило доказательно, словно кто-то больше их беспокоился об уликах, запасая для Рогова впрок, с запасом.
Ничего не дала и проверка керосинщиков. На складе у Мокина расход и остаток сходились, а техники, протирающие керосином узлы турбины, подтвердили расход и точности, Миков проверял сам особенно тщательно. Два месяца назад Мокин купил в лавке двадцать литров, и фляга оказалась полной. Проверял дома у Мокина Лынев, и Егор допросил его с пристрастием, но последний поклялся, что заглядывал во флягу и, пальцем мазнув, даже понюхал: керосин.
— Это так и должно быть, — кивнул Миков. — Они были бы последние дураки, если б стали использовать те запасы, которые можно легко проверить. Вот тебе нужен керосин: чтобы ты сделал?
— Можно поехать в соседнее село, купить там… — пожал плечами Егор.
— Правильно! — оживился Миков. — Здесь покупать опасно, а в селе, скажем в Сосновке или Шучьем, это можно без труда!
— Придется ехать, — вздохнул Егор.
— Думаю, надо! — согласился Миков.
Егору, однако, поехать не пришлось. Его с утра вызвал к себе Щербаков для доклада о результатах расследования. Егор ничего не таил. Рассказал о Рогове, о неизвестном, о подозрениях на Мокина и Левшина. Щербаков выслушал внимательно, потом показал гневное письмо, подписанное рабочими механического завода, в котором говорилось, что, несмотря на неопровержимые улики, доказывающие причастность милиционера Рогова к убийству Русанова и поджогу электростанции, начальник отдела ОГПУ т. Воробьев Е. Г., видимо, защищая честь мундира, делает все, чтобы скрыть от общественности и правосудия страшные факты преступления и спешно ищет другое лицо, дабы взвалить на него всю тяжесть преступления… «Для чего же это делается? — говорилось в письме. — А делается для того, чтобы покрыть своего дружка, с кем нынешние сотрудники ОГПУ Миков и Чекалин, работавшие ранее в милиции, делили награбленное Роговым барахло, изъятое им у поездных жуликов и воров. В пушку рыльце и у Воробьева, получившего недавно взятку от Рогова (три тыщи рублей), которые он хранит дома за зеркалом…».
