«Caveat imperator», [1]— как сообщается, сказал демон. В Аду плохие шутки считаются особо серьезной формой пытки. Затем Агриппина схватила сына своими покалеченными кровавыми руками и с силой, которую никогда не применяла в жизни, потащила его, пронзительно кричавшего, к вратам Ада и навстречу уготованной ему судьбе, которая была не под стать императору. И конечно, как я слышал, он все еще здесь, может быть, на самом дне — кричит вместе с остальными.
После этого мост Нерона был практически забыт, пока сюда не попал я — к монументу, напоминающему о том, что никогда, никогда, никогда нельзя злить большую шишку в аду, — тому, что я уже с успехом сделал. Как думаете, может, вселенная пытается мне что-то сказать?
Я вступил на мост и пошел вперед.
Казалось, целый час я переставлял ноги одну за другой, когда вдруг заметил, что крики, доносившиеся снизу, стали громче. Я надеялся, это означает приближение к середине моста, но вполне вероятно, что там внизу просто закончился перерыв на обед. Я посмотрел вниз, пытаясь побороть головокружение, не столько физическое, сколько моральное. Сломанная перспектива пламени, исходящего из щелей в стенах пропасти, делала его похожим на концентрический огонь, на горящую мишень.
Нечто с кожистыми крыльями пронеслось мимо, жутко напугав меня, и я понял, как близко к краю я стоял. Я передвинулся к центру моста и пошел вперед — что было неверным направлением по любым стандартам здравомыслия. Крылатое существо снова пролетело рядом, задев мое лицо, но при тусклом свете я его не разглядел. Вряд ли это была летучая мышь, потому что существо плакало.
Несколько часов спустя тлеющая мишень все еще виднелась более-менее прямо подо мной. Когда приходится пересекать адский ров, который простирается вдаль, как штат Южная Дакота, то понятие «почти в середине» становится относительным, а вся затея кажется очень угнетающей.
Но все это было ради Каз, продолжал я напоминать самому себе, ради графини Холодные Руки, прекрасной, но падшей юной девушки, заключенной в бессмертное тело и приговоренной к жизни в Аду. Нет, это было даже не ради Каз, это было ради нас двоих, ради тех моментов счастья и спокойствия, когда мы лежали вместе в постели, а адские полчища рыскали по улицам Сан-Джудаса в поисках меня. Да, она сама была одним из адских приспешников, и да, она почти намекнула, что я превращаю случайный секс между врагами на поле боя в какую-то абсурдную, наивную историю любви… но видит Бог, она была прекрасна. Никто в моей ангельской жизни не вызывал у меня таких чувств. Более того, проведя время с ней, я понял, каким пустым было мое существование раньше. Если бы не это, я бы принял все за демонические чары — подумал бы, что меня просто соблазнили и я попался на самую старую уловку Дьявола. (Была еще одна причина для моей уверенности в том, что меня не надурили. Это было связано с серебряным медальоном, но об этом я расскажу позже.) Но в любом случае, если то, что я чувствовал к Каз, было уловкой, иллюзией, тогда все остальное просто не имело смысла.
Любовь. Шутки в сторону, но настоящая, сильная любовь действительно имеет кое-что общее с самим Адом: она выжигает тебя изнутри.
Прошли часы, и я был загипнотизирован бесконечными, мерцающими тенями и не сразу осознал, что темное пятно впереди на мосту было не просто очередной тенью или обманом зрения, а чем-то настоящим. Я замедлил шаг, прищурился, осознав, что моя смутная полужизнь вдруг разбилась вдребезги. Оно ожидало меня? Может, Элигор узнал о моем приближении и подготовил радушный прием вроде того вавилонского кошмара с рогами, который я еле пережил в Сан-Джудасе? Единственным, что смогло его остановить, был ценный предмет из серебра, медальон Каз, но сейчас у меня ничего такого с собой не было. Я находился в обнаженном теле демона, и у меня не было оружия. У меня не было даже какой-нибудь палки.
Приблизившись, я увидел, что нечто не стояло прямо, как человек, а было скорее похоже на животное на четырех лапах. Подобравшись ближе, я понял, что оно уползает отменя — первый момент чувства облегчения на этом гребаном мосту. Но сынок мамы Доллар не дурачок, по крайней мере, не явный дурак; догоняя одинокое существо, я замедлился, чтобы хорошенько рассмотреть его.
