Дома ее звали Мусей, а сестру Асей, кошачьи имена! И обстановка непривычная – вазочки, коврики, стол накрыт кружевной скатертью, на стенах – картинки уютных домиков с палисадниками и розами. Честно сказать, не российская обстановка, не зря он повидал пол-Европы. И мать, высокая, курносая, со светлыми глазами и волосами, хотя и звалась Бетя Шнайдер, совершенно не походила на еврейку, не то что сама Маша с ее характерным профилем. Портрет отца висел тут же на стене и фамильный нос сразу бросался в глаза.
Будущая теща встретила его скорее настороженно, чем радостно, и тихо промолвила, обращаясь к дочери.
– Sei vorsichtig, mein Mädchen, er ist zu gut[2].
Именно так, на чистом немецком языке, Виктору стоило больших усилий сделать вид, что не понимает. Правда, младшая сестра, голубоглазая красотка на полголовы выше Маши, тут же рассказала, что мама с папой в молодости жили в Германии, но вовремя убежали от фашистов.
Пришлось идти с докладом, к счастью, все подтвердилось – профессор Шнайдер приехал в Россию еще в 1922 году по приглашению академика Иоффе, вел серьезные разработки, умер дома от банального сердечного приступа. Вдова Бетти Шнайдер, еврейка, родственников за границей не имеет, много лет работает в библиотечном отделе Института радиологии, где трудился и ее покойный муж. Войну вместе с институтом пережила в эвакуации в Самарканде, малообщительна, но пользуется уважением в коллективе, все свободное время посвящает воспитанию дочерей.
Дружно решили свадьбы не устраивать, только скромный обед для родных. Да и кого бы он пригласил, кроме матери и отца? Из довоенной жизни друзей не осталось, вернее их и раньше не было, если не считать другом Жанну Петровну. Кстати, след ее затерялся не только в воспоминаниях, но и в реальной жизни. В консерватории ходили слухи, что нескольких сотрудников парткома разоблачили в шпионаже и арестовали еще в первые месяцы войны, и Виктор, впервые услышав, сразу подумал, что Жанну убрали из-за него, как убирают случайных ненужных свидетелей. Спина покрылась смертным холодным потом, привычная тошнота подступила к горлу… Какого черта! Мало ли пропавших без вести и умерших от голода людей за прошедшие годы? К тому же он не посылал Жанну работать парторгом и не навязывал себя в качестве любовника, обыкновенный бездарный роман студента со взрослой теткой! Сам он вступил в партию весной сорок третьего, но всегда оставался рядовым членом. И друзей не спешил заводить, потому что никогда не любил мужскую компанию, отвратительную дешевую выпивку, фронтовые воспоминания с надрывом и пьяной слезой. Но с коллегами по консерватории, большую часть которых составляли милые немолодые дамы, у аспиранта Приходько как раз сложились очень теплые отношения. Он легко научился произносить шутливые комплименты, целовал ухоженные руки, преподносил букетик ландышей или васильков (а еще лучше один благородный цветок на длинном стебле). В ответ получал чашечку хорошо заваренного чая и приятную, ни к чему не обязывающую беседу: «Вы женитесь, дорогой друг? Значит, еще живы высокие чувства, как прелестно! И кто ваша счастливая избранница?»
Его дружно поздравили всем коллективом, преподнесли подарок – красиво завернутый и перевязанный шелковой лентой набор бокалов – но увидев портрет молодоженов, не смогли скрыть разочарования. А чего еще можно было ожидать? – Невзрачная невеста в перешитом мамином платье, он сам с вымученной улыбкой и белой дурацкой розой в петлице. Глупейшая женитьба, глупейшая непоправимая ошибка!
С жильем Виктор тянул до последнего, не мог представить, что все происходит на самом деле, что теперь у него в комнате поселится беременная жена, начнет знакомиться с той самой соседкой, развешивать платья в его шкафу, приводить подруг. К счастью, будущая теща быстро все поняла и предложила молодым поселиться у них в квартире, в меньшей комнате. Ребенку намного лучше расти без соседей! И никакого особого стеснения – Ася будем спать вместе с матерью в гостиной на раскладном диване, ей там даже удобнее заниматься. А в своей комнате в коммуналке Витя сможет спокойно заниматься музыкой и готовиться к экзаменам.
