Нелли. Где же ты был?
Владимир. Недоставало только, чтобы я из-за этого холодища сломал переносицу.
Нелли. Обнял бы меня покрепче.
Владимир. Спешил выйти из экипажа, споткнулся и упал на мостовую.
Нелли. У тебя снова идет кровь.
Владимир. Нелли!
Нелли. Да.
Владимир. Я лежал в канаве и видел, как ты выходишь из тюрьмы. Но ты даже не оглянулась. Сразу села в пролетку.
Нелли. Зима. У тебя снова идет кровь.
Владимир. Течет из лобных пазух.
Нелли. А нельзя себе представить это ранение как-нибудь по-другому?
Владимир. Нет.
Нелли (робко смеясь). Внезапная мысль?
Владимир. Может быть. Не знаю.
Нелли. Как у спящего, которого легкая боль под ложечкой повергает в смертельный кошмар.
Владимир (с восторгом). Да-да. Так оно и есть. И к чему тогда эти злобные объяснения, эти медицинские подробности.
Нелли. Что? По-твоему, мы живем как дикари среди сплошных всезнаек?
Владимир (возбужденно). А образы? (Спокойно.) Болевые образы.
Нелли (подсказывает). Образы, сопровождающие ощущения боли, опрокидывают все наши познания. Опровергают все научные данные. Верно?
Владимир (равнодушно). Называй как хочешь.
Нелли (вставая с кровати). Толстый Спаак тоже дикарь. Такие иногда выражения выбирает. Однажды нечаянно рыгнул за столом и сказал: «Это у меня воздух горлом идет».
Владимир коротко смеется, потом снова равнодушно смотрит в пространство. Смех Владимира побуждает Нелли продолжить рассказ.
А один раз толстый Спаак сказал: «Нет-нет, в лотерею я не играю. Говорю себе: с той же вероятностью, с какой ты можешь выиграть в лотерею, тебя в грозу может поразить молния. Но если я не стану искать счастливого случая, то и худшее меня наверняка минует». Да, счастливый и дурной случай — вот что для него самое главное. Одно время он постоянно носил в кармане пистолет. От страха. Он даже падающих кленовых листьев боялся. Но больше всего боялся самого себя. Бывало, расхохочется во все горло — и побледнеет как мел. Он говорил: «Стоит этак рассмеяться, и у меня сразу кружится голова». И тотчас пугался собственных слов, потому что с ужасом думал, что выдал себя и тем самым обрек на еще большее несчастье. А ведь он хороший коммерсант, этот толстый Спаак, и вместе с братом весьма преуспевает как промышленник. Да и мы оба как будто бы неплохо живем благодаря фабрике, которой руководит этот трусишка. Вот как бывает. Человек дрожит от страха, и мысли у него как у дикаря, и все же он отличный спекулянт, отличный заказчик, отличный эксплуататор, отличный управляющий…
Владимир (перебивает ее; громко и медленно). Слова, слова. Неужели это никогда не кончится? Нелли, Нелли. (Печально качает головой.)
Нелли. Но ты же смеялся.
Нелли садится на край кровати. Владимир поднимается, снимает шапку и строго смотрит на Нелли. Нелли хочет что-то сказать, открывает рот.
Владимир. У меня голова кружится, когда ты так распахиваешь рот.
Нелли сердито встает, ходит по комнате. Снова привыкает к своему дому. Замечает вуаль, небрежно зацепившуюся за оконную гардину.
Нелли. Каким образом эта вуаль оказалась на гардине?
Владимир. Нелли притащила. Как раз когда я смазывал пятки.
Нелли. Вера?
Владимир. Не знаю, где она.
Нелли хочет обратить внимание Владимира на обмолвку, но оставляет это намерение. Показывает на вуаль.
Нелли. Это…
Владимир. Своего рода атрофия ороговелой кожи. Ноги меня толком не носят. Очень больно ходить и стоять. (Сидя показывает, с какой осторожностью вынужден ступать.)
Нелли наклоняется над софой, смотрит на Владимира.
Нелли. Еще вопрос, вправду ли ороговелая кожа самое подходящее для подошв.
Владимир. Что же тогда?
Нелли. Шкура. Фетр. Асбест.
Владимир. А как насчет подков? (Изображает, как бы он ходил на подковах.) Да ну! Каждый человек по природе своей должен бы делать то, что лучше для его естественного здоровья.
Нелли. Жизнь без печали, без слов. Все в порядке.
Владимир. Без объяснений. (Показывает назад.) Материал для гардин. Говорят, будто его заказывала ты. До предварительного заключения.
Нелли. Я? Конечно, нет. Да это и вовсе не гардинный материал. Это же самая настоящая свадебная фата.
Владимир (поворачиваясь).
