«Колдвей, фарс» я, например, сначала не понял, подсознательно я был восхищен, но одновременно сбит с топку. Особенно последняя часть, носящая название «Мир терапии», показалась мне партитурой Дьёрдя Лигети, которую я тоже не могу прочесть.
Дитер Штурм, один из тех, кто открыл Бото Штрауса, кто, во всяком случае, в Шаубюне был его главнейшим сторонником, прочел мне, неграмотному, пьесу, и лишь после этого я воспринял ее на свой комедийный манер. О форме пьесы я в течение работы рассуждал всё с большим энтузиазмом, думая о Бунюэле, Ионеско, Виткевиче и о немецких развлекательных радиопередачах (мне всегда нужны такого рода импульсы, когда я ставлю спектакль).
Познакомился я с Бото Штраусом в Берлине, в 70-е годы, когда он был уже почти знаменит. Ему прочили славу одного из блестящих интеллектуалов нашего поколения. Один тогда очень весомый критик сказал мне: «Ему столько же лет, как тебе, но он тебя во сто раз интеллигентней». После этого мне расхотелось с ним знакомиться…
Между тем я часто ходил с Бото на прогулки, путешествовал вместе с ним, он навещал меня в Швейцарии, когда я болел. Быть с ним вместе требует больших усилий, потому что его требование полной самоотдачи предписывает высшую концентрацию, являясь предпосылкой дружбы. Сидишь напротив существа, которое каждую секунду совместного бытия заставляет прочувствовать как нечто особенное. Его внимание — это внимание диагностика, но без того, чтобы ты чувствовал, что тебя исследуют.
Внимание — одна из тем его творчества. Одна женщина в «Колдвей, фарсе» кричит другой: «Выслушай меня, выслушай же, наконец!». Страх, что внимания может не быть, наш драматург превращает в самоироничные, бурлескные сцены. Так, когда Олаф во «Времени и комнате» придумывает параноидальную конструкцию, потому что его сотоварищ, другой молодой человек по имени Юлиус, не передает ему привет от другого друга, который действительно забыл передать этот привет Олафу. Олаф считает, что было бы НЕВНИМАТЕЛЬНО со стороны Юлиуса не выдумать этот привет, чтобы немного смягчить его проклятую депрессию.
Основа моего интереса к этому автору в том, что он из агонии форм, возведения на трон языковых и пластических банальностей, из отчуждения человеческого общения, из такого множества болезней нашей эпохи делает комедию. Пессимист подобного рода — близнец всех великих клоунов. Его мрачные прогнозы — это занавесы, которые будут распахиваться, чтобы сцена оставалась тем, без чего обойтись невозможно.
Произведения Бото Штрауса
1971: «Пер Понт». Обработка пьесы Ибсена совместно с Петером Штайном.
1972: «Ипохондрики». Пьеса.
«Принц Гомбургский». Обработка пьесы Генриха Клейста совместно с Петером Штайном.
1973: «Копилка». Перевод и обработка пьесы Эжена Лабиша.
«Дачники» по пьесе Максима Горького. Обработка Бото Штрауса и Петера Штайна для Шаубюне ам Халпешен Уфер.
1975: «Знакомые лица, смешанные чувства». Комедия «Дачники». Сценарий фильма.
1976: «Трилогия свидания». Пьеса.
1978: «Такая большая — и такая маленькая». Сцены.
1980: «Шум». Роман.
1981: «Колдвей, фарс».
«Пары, прохожие». Роман.
Литературная премия Баварской академии изящных искусств.
1982: Премия Мюлльхаймского театрального фестиваля за пьесу «Колдвей, фарс».
1983: «Парк». Драма.
1984: «Жанинна». Наброски диалогов.
«Молодой человек». Роман.
1986: «Экскурсовод». Пьеса в двух актах.
1987: «Никто иначе». Эссе.
«Мизантроп» по Жану Батисту Мольеру. Обработка Бото Штрауса.
1988: «Зрители». Комедия.
«Время и комната».
«Семь врат / Пустячки».
1989: «Конгресс. Цепь унижений». Роман.
Премия имени Георга Бюхнера Немецкой академии языка и поэзии «Джефферс — акт». Радиопьеса.
1991: «Финальный хор». Пьеса в трех актах.
«Платье Анжелы». Ночная пьеса в двух частях.
1992: «Безначальность. Размышления о пятне и линии».
1993: «Назревающая трагедия». Эссе.
«Равновесие». Пьеса в трех актах.
Берлинская театральная премия.
1996: «Итака». Пьеса по мотивам песен Гомера о возвращении Одиссея.
«Полюс». Обработка по мотивам В. Набокова.
1997: «Ошибка переписчика». Роман.
1998: «Джефферс — акт 1 и 2».
«Похожие». Moral Interludes.
