Королева была в бешенстве. Ее чувства по этому поводу сложно было передать – связь с русской, неравнородной, не дворянкой, но главное – русской! Русской!!! Трудно представить, какую ненависть в британских верхах испытывали к России, если связь принца Уэльского пошатнула трон – то связь младшего принца могла его погубить. Никто из дворян не принял бы русскую в Букингемском дворце, это было бы святотатством. Никто из дворян не присягнул бы на верность наследнику, в жилах которого течет русская кровь. Мало кто знал, что к Ее Величеству уже приходили делегаты от британского дворянства, от пэрства и обсуждали вопрос о передаче престола, кандидатура была почти что решена. И тут – эта связь принца, которая могла все погубить.
Прежде чем отец успел что-то сделать – в Нью-Йорке случилось страшное.
Королева – он навещал ее утром в Букингемском дворце – слегла в постель, врачи диагностировали предынфарктное состояние. Принц-консорт был белым как мел. Газеты били прямой наводкой, их просто страшно было читать. Утром стало известно, что на внеплановую сессию собирается Палата Лордов. Вопрос мог идти только об одном.
Принц Уэльский, как мужчина и как все еще наследник престола – решил принять удар на себя. Утром он надиктовал секретарю заявление для прессы – после чего велел подать машину и поехал к сыну. Сын отдыхал в поместье герцогов Девонширских, и он должен был сказать ему.
И выслушать то, что он скажет в ответ.
Это был Четсворт, фамильное поместье герцогов Девонширских, расположенное в самом центре Национального парка. Первоначально здание поместья было построено на землях, которые сэр Вильям Кавендиш приобрел в 1549 году за шестьсот фунтов стерлингов. В 1552 году он начал строительство дома, но до окончания строительства он не дожил. Всеми вопросами по строительству дома стала заниматься его жена, которая позже завещала дом своему сыну Генри. Генри продал дом своему младшему брату Вильяму, который и стал первым герцогом Девонширским в 1618 году. Поместье состояло из двадцати шести комнат, в их числе: библиотека, расписной холл, большая столовая, часовня. В Четсворте была великолепная частная галерея, с картинами таких художников как Рембрандт, Лендсир, Гейнсборо, Люсьен Фрейд, а также работами скульпторов Канова и Фринка. Окружающий поместье великолепный регулярный сад раскинулся на сто пять акров, в нем были огромные декоративные каменные горки, водопады, каналы, фонтаны. Четсворт был одним из тех поместий, где можно было уединиться и спокойно подумать, тут же была великолепная конюшня, на лошадях можно было прогуливаться по национальному парку.
Бентли вырулил к главным воротам поместья, рядом с которыми была посыпанная гравием площадка для машин. Сейчас здесь стоял гоночный SS{SS, Swalow Sidecar, фирма, которая первоначально делала коляски для мотоциклов, а потом начала делать и спортивные машины. В нашем мире в сороковых фирма сменила название, потому что машина с названием гитлеровских СС не могла хорошо продаваться. Новое название фирмы было Jaguar.} сына и два Рейндж-Ровера, один черного цвета с синими проблесковыми маячками за решеткой радиатора, второй – в яркой раскраске с мигалкой на крыше. Полиция и служба безопасности, точнее ГДК, группа дипломатической охраны.
Увидев подруливающий к главному входу правительственный Бентли, из машин выскочили охранники и полицейские. У охранников была одна автоматическая винтовка на всех, остальные на вид был безоружны. Полицейские носили небольшие пистолеты и карабины – без оружия британским бобби теперь было нельзя.
– Ваше Высочество!
– Где Николас? – спросил вышедший из машины принц Уэльский у начальника охраны своего сына.
– Сэр Николас взял лошадь и поехал кататься, сэр. Нам он приказал оставаться на местах и не мешать ему.
Понятно, знает…
– Приготовьте мне лошадь – сказал принц Уэльский выскочившему на шум дворецкому – и извольте поспешить….
Сына он нашел не сразу. Здесь существовали обычные тропки для прогулок – но он понимал, что сын сейчас найдет тихое место, чтобы побыть наедине сам с собой. Принц не был особенно умелым наездником, как его мать, он ехал по лесу на смирной пегой кобыле, оглядывался по сторонам, ветки хлестали его по лицу, норовя выбить глаз – но он все ехал и ехал.
