А разбираться со всем с этим — придется нам, русским.
Варианты решения проблемы были самым разными. Мы пришли сюда с мыслью восстановить закон и порядок — но это означало восстановление старой системы. Огромное количество людей сидело в лагерях на бесплатном супе и бесплатной каше и ненавидело нас — я не врал сам себе, ненавидело нас. Мы работали как черти, восстанавливали промышленность — но в ней и в мирное время было не так то много рабочих мест, современная промышленность не требует большого количества рабочих рук. Сельское хозяйство? Рано или поздно мы восстановим и его — но возникает небольшая проблема. Я не мог отдать землю всем этим людям, потому что на всех не хватит, это раз, и потому что эта земля им не принадлежала — два. Я должен был отдать ее владельцам, которые владели землей до войны или их наследникам, и только в случае, если и владельцы и их наследники погибли — забрать в казну. Если я начну раздавать землю — я либо приобрету себе врагов среди монархистов, которые и так открыли террор, либо — на меня просто подадут в суд, и наш же, русский, по русским законам суд — меня осудит. Потому что нельзя просто так раздавать чужую землю, даже если ты Наместник Его Императорского Величества. Но если я что-то не сделаю для этих людей, для всех этих людей — дальше будет только хуже.
Ну и что делать?
Надо сказать, что уже после окончания активных боевых действий я понял, убедился в том, что воевали мы именно с народом. Все то, что происходило — все это шло именно от народа, с перегибами, конечно и со страшными перегибами — но шло именно от народа. Народ уничтожал чуждую ему власть, причем уничтожал ее под корень, с максимальной жестокостью, и не только власть — но и вообще всех, кто каким-либо образом вписывался в систему власти отстроенную шахиншахом. Если рассматривать события в этой парадигме — то объяснение получает всё, и ожесточенное сопротивление с чудовищными жертвами во время операции «Уран», и серьезный просчет с количеством поддержавших нас во время операции, и то, что творится сейчас, и проблемы с некоторыми племенами. И даже то, как детям из нормальных семей, ходившим в элитную гимназию палач — из народа, кстати, нам его удалось потом идентифицировать, схватить и повесить — отрубал руки на крыльце новенького здания гимназии, а народ на все это смотрел — это тоже находило свое объяснение. Люди смотрели на этих детей не как на детей, а как на маленьких предателей, на нечто чужеродное и заслуживающее жестокого наказания за то, что они и их родители посмели оторваться от народа. Это можно было понять — но не простить, и не перестать ненавидеть.
Хотя — я его уже не ненавидел, народ, которым был вынужден управлять от имени Его Величества, Государя Императора Николая Третьего. У меня было много работы, и я слишком устал, чтобы кого-то ненавидеть.
— Ваше Высокопревосходительство…
Я вернулся из своих невеселых, в общем-то, мыслей на оперативное совещание органа, которого не было предусмотрено ни одним уложением. Я его называл Совет Безопасности, и в него входили только самые близкие мне люди из силовой иерархии, с сегодняшнего дня — и атаман Чернов.
— Я ведь внимание, господа?
— Было бы неплохо, Ваше Высокопревосходительство, услышать Ваше мнение о том, где скрывается генерал Тимур…
Генерал Тимур был проблемой, возможно, самой большой из существующих, потому что по нашим данным он был в прямом контакте с английской разведкой, получал от нее деньги, указания, при помощи оставшихся у него связей и агентурных контактов, проводил заброску в страну диверсантов. По моим ощущениям — в Персии против нас действовали не менее пятидесяти профессиональных диверсантов, и не менее двадцати из них — были бойцами САС. Кроме того — по нашим данным Тимур достоверно знал о том, где, в каких банках шахиншах хранит свои деньги. А их было немало — по прикидкам никак не менее двадцати миллиардов рублей. С таким источником денег — терроризм не победить, он будет продолжаться вечно с финансовой подпиткой заинтересованных лиц.
Проблема в том, что после ликвидации Бен Ладена в кругах спецслужб я считаюсь кем-то вроде гуру в таких ситуациях. Хотя я сам себя таковым не считал, и вовсе не из скромности — потому что видел, как работают и могут работать другие люди.
