— Ничего, не волнуйтесь, все нормально… — поспешил успокоить друзей. — Ребята решили освежить школьную программу по истории древнего мира в изложении доцента из Киева. А заодно — замять неприятный инцидент, случившийся пару дней назад. Илья, доставай бутылку!
Все вздохнули с облегчением. Татьяна бросилась к багажнику и начала сервировать столик, Рыжая ей помогала. Илья рылся в сумке, но что-то очень долго.
— Андрюша, ты не помнишь, куда я ее подевал? — наконец, озвался он.
— Вроде бы, в сумку…
— Нет ее тут…
— В чем проблема, братаны? — оживился Федор. — Мы хоть люди и невоспитанные, но без пузыря в гости не ходим…
С этими словами он достал из кармана куртки, которую в свернутом виде держал в руке, плоскую металлическую флягу.
— Должны же и мы чем-то гостей встретить… — парировал я и, приблизившись к Татьяне, спросил на ушко: — У тебя больше ничего не осталось?
— Одна еще, кажется, есть…
— Доставай, родимая. Ради мира и спокойствия…
— Для такого дела не жалко, — улыбнулась девушка и водрузила рядом с флягой "Смирновскую".
— Козырно! — восхитился один из друзей фермера.
— Ты бы нас хоть познакомил… — подала голос Рыжая.
— Так щас и выпьем за знакомство. Это — Вася, это — Игорь. Меня Федором зовут…
Федя не пожлобился, принес лучшее из отцовских запасов. Именно этим чудным бальзамом не так давно потчевал нас мой тезка Андрей Павлович.
— А где же красотка моя ненаглядная?
Все замолчали, так же, как и я, впервые услышав подобный вопрос. Мои друзья не знали, насколько проинформированы гости и боялись взболтнуть лишнее.
Федя, уловив напряжение, поспешил разрядить обстановку.
— Если спряталась, ладно. Явится же когда-нибудь… Илья, что ты там копошишься?
Илья с виноватым видом в десятый раз перебирал вещи в своей сумке.
Федор и его друзья вели себя прилично. О Васе и Игоре у меня сложилось впечатление, что они полностью подчинены своему патрону. Притом, подчинение не было следствием физического или иного давления, я думаю, даже деньги играли в их отношениях не главную роль. Возможно, такое покажется странным, но я был почти уверен, что фермер удерживал соратников силой своего интеллекта. Федор был для них светочем знаний. Мудрым и справедливым. Они же, значительно отставая в умственном развитии, не мыслили для себя иного существования, как находиться в добровольном подчинении у более умного человека.
Сначала подобное предположение мне показалось абсурдным, но, чем дольше мы общались, тем больше я убеждался, что поспешил отнести Федора к разряду толстолобых мастодонтов. Он оказался весьма эрудированным собеседником, охотно вступал в дискуссии с Татьяной, выявляя при этом недюжинные познания, как в истории, так и в других науках.
Словом, этим вечером он полностью поменял свой имидж, и я поневоле задумался: какой же он на самом деле?
Который из них настоящий: тот Федор, заслышав одно имя которого, в ужасе содрогалась вся деревня, или этот интеллигентный парень, свободно рассуждающий о проблемах древних цивилизаций, причем, не перед кем-нибудь, а перед столичной ученой?..
Опасаясь поспешных выводов, я так и оставил для себя вопрос открытым.
Когда разговор зашел непосредственно о Монастырище, и Татьяна рассказала, чем, по ее мнению, могло служить место для наших предков, Федор искренне изумился.
— Странно, сколько здесь живу, сколько раз бывал здесь, казалось бы, облазил снизу доверху, а никогда ничего подобного в голову не приходило. Вот вы говорите о рисунках на камнях, о каких-то фигурах… Почему я их никогда не видел?
— Ничего странного, — заметил я. — Я каждый день хожу на работу мимо памятника Кирову и тоже его не вижу. Здесь необходима свежесть восприятия.
— Может быть. Но, неужели все это построено людьми?
— Я думаю — да. Конечно, доказать будет трудно. Но наука способна сделать и это. Главное, чтобы нашлись заинтересованные люди…
— Бабки нужны? — проявил эрудицию Вася.
— Скорей — промывка мозгов… — серьезно ответила Таня.
В процессе разговора пришла идея перенести трапезу на вершину скалы. Заинтригованные Татьяной слушатели желали воочию увидеть все, о чем она рассказала. И это при том, что они лучше нас знали расположение каждого камня. Правда, теперь для них все должно было предстать в совершенно ином свете.
