Воззвание к жизни: против тирании рынка и государства - страница 24

Не вступая в споры об идее жиланизма (общества, избавленного от угнетения одного пола другим), можно с уверенностью заявить, следуя за рассуждениями Марии Гимбутас^>18, определившей равный статус мужчин и женщин в предаграрных обществах (такое положение сохранялось вплоть до неолита), что женщина подверглась той же процедуре обесценивания, что и природа, систематически подвергающаяся насилию и грабежу.

Причины, спровоцировавшие этот сбой и разрыв с опытом предыдущих цивилизаций, ещё предстоит выяснить. По версии Гимбутас, причина кроется во вторжении курганов, агрессивного индоевропейского племени, название которого происходит от слова «курган» или же «тумулус» – так назывались гробницы. Им удалось одомашнить лошадей и установить авторитарную патриархальную систему, в итоге разрушившую равенство мужчин и женщин.

Возможно, за акратическим (от греческого слова “akratos” – без власти и авторитета) превосходством женщины последовал матриархат, породивший тех богинь плодородия, что сместили с пьедестала самовлюблённых и раздутых мужской гордостью богов. В чём точно можно быть уверенным, так это в том, что с возникновением городов-государств участь женщин становится крайне незавидной, а женственность наделяется низким общественным статусом. Большинство философских и все религиозные течения вторят догмам антифизиса, антиприроды. Они приписывают женщинам зловредное влияние, о котором и в XXI веке пытается рассуждать бьющаяся в агонии мизогиния. И таким образом, пока не будет заключён союз человека с другими царствами существ, с которыми он неразрывно связан, наши нравы не удастся избавить от хищнического инстинкта, основы забросившей нас и заброшенной нами цивилизации.

То, что было отнято у жизни цивилизацией работы, ранило и обострило женскую чувствительность гораздо глубже, чем мужскую. Мужчина, укрепившийся в своей роли доминирующего хищника, представал перед глазами общества в доспехах характера, сдерживающего, а не превосходящего мятущееся животное начало. Жесткость этого характера лишь подавляла страсти, оборачивающиеся извращениями и дикой пляской смерти, кровавыми братоубийственными войнами.

Лишённая естественной силы, женщина была долгое время вынуждена прибегать к уловкам ради самозащиты. Похоть и хитрость – вот что видит в ней самец. Она – змея, тот самый змий, которого попирает святой Георгий, копьём пронзая его насквозь. Всякий мужчина, от ничтожного простака до наделённого славой героя, мнит себя образцом мужественности; он тем более высокомерен и презрителен по отношению к женщине, чем больший нутряной страх охватывает его перед ней. Её единственный способ добиться уважения – сбежать из-под надзора матери-наседки и начать вести себя подобно самцу.

Разве не заслуживает особого внимания тот факт, что современный феминизм (по меньшей мере, в его интеллектуальном западном варианте) чаще всего поднимает на щит идеи освобождения лишь ради создания трибуны, с которой женщины могут хвалиться долгожданным получением наиболее презренных мужских преимуществ? Таких преимуществ, как право занимать политические посты, управлять предприятиями, служить в армии и полиции, словом, подниматься всё выше по карьерной лестнице, опускаясь всё ниже в трущобы бесчеловечности.

Стремление к закреплённым за мужчинами отчуждающим благам приобретает ещё более разрушительный и извращённый характер, если учесть, что рука об руку с ним ведётся борьба против жестокости, изнасилований и унижения. На этом же поле разворачивается кампания поддержки иранок, рожавских воительниц^>19, тысяч принудительно выданных замуж женщин, попавших в домашнее и сексуальное рабство, униженных патриархальным режимом, свирепствующим в мире.

Хавьер де Рыба. Постер «Рожавская революция»

Антагонистическая и одновременно вступающая в сговор пара «феминизм – маскулизм» вписывается в ряд экзистенциальных идеологий, строящихся на расколотом мышлении, спектакле и искажении жизни. Феминизм, нацеленный на мужские права, порождён одним из кульбитов радикализма – искажённой формы радикальности.

Линия отстаивания женских прав во Франции прослеживается от куртуазных течений XII и XIII веков до множившихся в период Великой французской революции идей, проходя сквозь период Ренессанса, в который многие мыслители-гуманисты (к примеру, Гийом Постель