Воззвание к жизни: против тирании рынка и государства - страница 23

отменяющего разрыв человека с самим собой и с миром. Прошло чуть больше века, и очевидным стал факт того, что раскол, зияющая пропасть между оторванным от жизни мышлением и насущным опытом каждодневного выживания невыносим, он подобен влиянию психотропных веществ, лишь на короткий миг заглушающих тревогу, неизбежно обостряющуюся вновь. Рыночная цивилизация достигла такого уровня вредоносности, что любое действие, приближающее её крушение, является благотворным по определению, превращается в акт поэзии.

Творчество и пробуждаемая им чувственность ума позволяют нам обойти разделение интеллектуальной и физической деятельности, на которое нас обрекает пресвятая эффективность труда. Интеллектуализм и антиинтеллектуализм, поднимающие на смех «сумасшедших» и «ненормальных», заточены в той же тюремной яме, что и рвущие друг друга зубами и совокупляющиеся противопоставления.

Построение самоуправляемого общества – это применяемая на опыте истинная идея, исключающая вторжение ложных мнений мира угнетения.

Создание культа интеллектуала так же ошибочно, как и бездумное прославление пролетария. Как можно восхвалять фактор отчуждения, против которого ведётся освободительная борьба? С гордостью заявлять о призвании или роли интеллектуала не только глупо, но и опасно: мы недостаточно осмотрительны в отношении возможного неожиданного эффекта таких утверждений. Доверить разуму роль управления телом – значит лишь пережёвывать отрыжку устаревшей догмы превосходства духа над материей. Превращая своё тело в орудие работы, человек становится хищником – эта тревожная тенденция затрагивает многие либертарные сообщества, где практики освобождения вступают в сговор с устаревшими методами большевизма.

Исходящая от интеллектуальности опасность кроется в неотделимой от неё жажде власти. Интеллектуал неизбежно превращается в носителя авторитета. Он властвует над неоформленной материей, обтачивает её, не стараясь усовершенствовать. Внимательный, даже почтительный в обращении с ней, он не позволит поколебаться иерархии, обеспечивающей превосходство интеллектуальной работы над физическим трудом. Интеллектуал способен лишь организовывать материю, но у него нет ни чутья, ни таланта, чтобы привести её в гармонию.

Силы гражданской самообороны. Рожава. 2020

Знание, не проистекающее из телесного опыта, неизбежно подчинится власти разума, власти интеллекта. Однако во внезапно освобождающихся из-под надзора разума жизненных импульсах пробуждается сознание, чувственный интеллект, способный постичь то, что казалось недосягаемым. Маловероятно, что участники восстания 14 июля, захватившие Бастилию, читали Дидро и его друзей-энциклопедистов или же обратились к их трудам когда-либо на протяжении своей жизни. С другой стороны, можно с уверенностью сказать, что отзвуки сознания, настойчивым эхом и перезвоном повторявшиеся в воздухе, мог услышать самый простой и безграмотный человек, которого «просветили» эти далёкие лучи, открыв ему захватывающую дух поэзию восстаний. Смысл событий открывался ему с ослепительной яркостью. Он обладал знанием Гавроша, в преддверии гибели распевающего песню с именами Вольтера и Руссо^>17.

Упрощение и обеднение языка во имя «понятности для народа» демонстрирует, что интеллектуальность – это власть разума над телом. Укрепляя свой авторитет предводителя, главы и вождя, интеллектуал принимает окружающих за недоумков. Такова манера новояза – обращаться (в зависимости от того, какой толпой нужно манипулировать) то к телесному опыту в закреплённой за ним простонародной форме, то есть в самых грубых и примитивных выражениях, то к интеллектуальности, пересказывая в риторических светских оборотах мёртвые идеи, стремящиеся к высшему уровню абстрактности.

Такое чередование представляется удобным механизмом распределения, позволяющим обвинить в элитарности любую задачу, выходящую за заданные властью рамки: к примеру, желание раскрыть область жизненного опыта в его наиболее радикальной форме.

Радикализм – это идеологии радикальности.