— Он забрал медальон. Мой серебряный медальон!
Главный констебль отодвинул рубашку Джека и сорвал медальон с его шеи.
— Это мое! — закричал Джек, отчаянно потянулся к единственной связи с Джесс. — Гарольд врет. Он — вор! Он… — Джека прервал удар по челюсти, он отлетел на пол. Он лежал на твердом полу, голова звенела, а пристав допрашивал Гарольда.
— Это хорошо сделанная вещь, сэр, — начал он. — Вы можете доказать, что вы ее владелец?
— Да, — уверенно ответил Гарольд. — Если заглянете внутрь, в медальоне портрет моей любимой. У нее волосы как золотая пшеница и глаза как летнее небо.
Пристав посмотрел на портрет внутри.
— У меня нет повода не верить вам, — заявил он и протянул медальон. — Вот, берегите его.
— Благодарю, — Гарольд с уважением склонил голову и убрал медальон в карман. — А что насчет моего кошелька?
Главный констебль с сожалением покачал головой.
— Боюсь, кошелька при нем не нашли, сэр.
Гарольд тяжко вздохнул, словно беды мира свалились на его плечи.
— Как жаль. Но у меня хотя бы снова будет любимая Джуди рядом с сердцем.
— Джуди! — завопил Джек, поражаясь наглой лжи Гарольда. — Ее зовут Джесс, и это моя сестра!
Гарольд ушел в толпу, а Джек кипел. Роуз была права, Гарольд был актером и вором… как и сама Роуз.
Пристав повернулся к Джеку, лежащему на полу посреди зала.
— Неприятно говорить, но, похоже, на вчера у вас есть алиби. Вас нельзя обвинить в краже лошадей и убийстве конюха…
Джек ощутил искру надежду среди гнева. Их отпустят! А потом он догонит гадкого Гарольда Весткотта и заберет медальон, даже если это будет последний поступок в его жизни.
— Но, — продолжил пристав, — теперь мы узнали со слов джентльмена, что вы — карманники. Как пристав этого города, я конфискую ваши вещи, а потом вы пробудете день и ночь на позорном столбе, и вас отстегают плетью.
Он посмотрел на Йори глазами рыбы.
— Раз вы представитель веры, я буду мягче. Вас стегать не будут, только позорный столб.
Его холодный взгляд упал на Акико, которая тихо шептала Джеку:
— Корэ дэ джубун дэсу! Ваташитачи ва коко кара денакереба наримасен, Джэкку.
Джек понимал. «Хватит! Нам нужно пробивать путь боем, Джек». Но для людей в толпе слова Акико звучали странно и пугающе.
— Она говорит на языке дьявола! — закричала бледная женщина.
— Она пытается проклясть нас! — завизжала другая и указала на Акико толстым пальцем. — Она — ВЕДЬМА!
Толпа вдруг испугалась. Раздались вопли «Ведьма! Ведьма!». Акико в ужасе озиралась на опасную толпу, их крики оглушали.
— ТИХО! — рявкнул пристав, констебли пытались отогнать толпу от чародейки.
Все притихли.
Пристав встал, хмуро глядя на Акико, и сообщил:
— Дьяволицу будут судить водой!
23
Позорный столб
Джек беспомощно смотрел, его голова и руки были заточены в позорном столбе, а Акико привязали к деревянному стулу. Его смятение и ярость смешались, жители тут были жестокими и глупыми, и они решили наказать Акико с религиозным пылом.
Йори, чьи ноги были прикованы, тоже не мог остановить происходящее. Акико старалась сопротивляться, но много рук быстро пристегнули ее к стулу. Как только ее конечности привязали, стул закрепили на длинной дубовой балке, соединенной со столбом, поднятым высоко в воздух.
Крики «Ведьма!» гремели кругом. Жители города хотели увидеть суд водой, собрались вокруг пруда, окруженного камышами, на краю рынка. Они продолжали кричать оскорбления, а ее стул завис над холодной вонючей водой.
— Она НЕ ведьма! — закричал Джек. — Она просто говорила на японском!
Старушка рядом повернулась к нему.
— А звучало как проклятие ведьмы, — прорычала она и бросила в Джека гнилое яблоко. Она была меткой, и яблоко попало по его лбу, взорвалось, окатив его кислой жижей.
До суда Акико толпа утолила жажду к жестокому наказанию, забросав Джека и Йори гнилыми фруктами и лошадиным навозом. Два друга несколько часов страдали от унижения, оскорблений и мучений от рук жителей города, пока у края пруда строили стул. К концу дня они были вонючими, грязными и в синяках. Но это нельзя было сравнить с тем, что ждало Акико.
— Оставьте ее в покое! — умолял Джек, смаргивая жижу яблока. — Она не ведьма!
