И вот эскадрилья, выстроившись над аэродромом, направилась в сторону моря. Все шло, как было задумано, но я очень волновался: задание было исключительно ответственное. Я помнил напутствие Морозова: "Честь девятого гвардейского - в ваших руках. За вами следит вся воздушная армия. Сам комкор Савицкий поведет на Херсонес большую группу истребителей для штурмовки вражеского аэродрома. Если опоздаете или собьетесь с курса - сорвете операцию".
Пока все идет спокойно. Противник нас не обнаружил. До берега километров десять. Пора набрать горну.
Моторам даны полные обороты. Пальцы - на гашетках оружия. Переходим в пологое пикирование для наращивания скорости. И сразу отчетливо видим аэродром, ряды самолетов, паутину ходов сообщения, окопы зенитных батарей.
Первые зенитные снаряды разорвались выше нас. Только бы избежать прямого попадания! И вот уже эскадрилья проносится над немецкими зенитками, густо поливая землю пулями и снарядами.
Все ли мои друзья проскочили огненный шквал?
Все!
Людей охватил боевой азарт. Развернувшись, мы стали крошить фашистскую боевую технику. А вслед за нами ринулись на аэродром основные ударные группы.
Над Херсонесом поднялись плотные столбы черного дыма...
В последующие дни мы уже встречали в воздухе лишь отдельные вражеские самолеты, да и те, завидев советские истребители, сразу уходили восвояси.
Оккупанты начали покидать Севастополь. Но еще двое суток они удерживали Херсонес и его причалы: там спешно грузились на баржи и буксиры остатки разбитых соединений, оружие, техника. Наши бомбардировщики наносили по причалам удар за ударом, но некоторым транспортам все же удалось уйти в море.
11 мая я повел звено на разведку побережья. В открытом море мы обнаружили несколько барж, пять буксиров и большой белый теплоход. Все они держали курс на запад.
Мы быстро вернулись на аэродром и доложили результаты разведки.
Через несколько минут поступил приказ: выделить восьмерку истребителей для сопровождения бомбардировщиков, которые нанесут удар по обнаруженным в море целям. Я попросил командира полка послать мою эскадрилью. Морозов согласился, но находившийся тут же начальник штаба Никитин воспротивился:
- Лавриненков только что вернулся, пусть отдохнет.
- Хорошо, - переменил было свое решение командир. - Вызывай Алелюхина или Ковачевича.
Я настаивал на том, чтоб этот вылет поручили моей эскадрилье.
Начальник штаба отвел меня в сторонку и по-дружески стал отговаривать от полета.
Морозов краем уха услышал его слова и, улыбнувшись, сказал:
- Да полно вам торговаться! Пусть летит, если уж так ему хочется.
К моей радости, вопрос был решен положительно.
Девятку "петляковых", нагруженных бомбами, вел командир полка Валентин (я узнал об этом, связавшись с ним по радио). И вскоре наша группа бомбардировщики внизу, "аэрокобры" вверху - взяла курс на запад.
В небе и на земле не было никаких признаков войны. И наверное, именно поэтому наш вылет казался каким-то особенным, даже торжественным.
Включив рацию, я услышал переговоры командира экипажа одного из "петляковых" с ведущим группы:
- Мотор самолета дает перебои, - доложил командир экипажа.
- Возвращайся! - последовал лаконичный ответ, - И все же я прошу разрешения следовать за группой, - раздалось после паузы.
- Ваш самолет отстает. Выполняйте приказание!
Снова наступила пауза. А после нее радостный голос произнес:
- Мотор стал работать ровнее. Разрешите идти с вами?
- Разрешаю. Но в случае повторных перебоев немедленно возвращайтесь на берег!
Все смолкло. Я разглядел "петлякова", который густо дымил и с трудом держался в строю. О чем думал в те минуты его экипаж? Почему люди не захотели возвращаться? Какая могучая сила вела их над бушующей бездной?..
А вот и цель! Под нами вражеский транспорт. Там, на корабле, на баржах, набитых гитлеровцами, нагруженных награбленным добром, тоже заметили нас.
Я включил передатчик и приказал своей эскадрилье набрать высоту, следить за воздухом. В тот же миг услышал, как Валентин предупредил летчика, который сообщил о неполадках в моторе:
- Бомбы сбросить не пикируя.
