Времени уже не оставалось.
Юноша вскочил на ноги.
— Осторожно, Ингольв! — крикнул он.
Вальхейм отпрянул — ему показалось, что Аэйт вырос из-под земли.
Незнакомец мгновенно повернулся к Аэйту.
— Болотная нежить! — прошептал он, наводя пистолет на маленькое белобрысое существо. Бродяга тяжело дышал от возбуждения, зубы его блестели в свете костра. — Откуда ты здесь взялся? Следил? А, неважно… Не бойся, малыш, я только прострелю тебе колени, чтобы ты не убежал…
Но выстрелить он не успел. Ингольв набросился на одноглазого, пытаясь разоружить его. Они покатились по песку. Полуоткрыв рот, Аэйт смотрел на драку и чувствовал, что изнемогает от отвращения. В лунном свете Аэйт увидел, что капитан отобрал у разбойника нож и ударил его в грудь. Незнакомец тяжело обмяк и повалился на спину.
Ингольв с трудом выбрался из-под его тела, провел рукой по лицу, словно стряхивая с себя паутину, а потом наклонился над убитым. Тот лежал, запрокинув голову и сжимая в руке пистолет. Нож торчал в груди, всаженный по самую рукоятку.
Глаз незнакомца, застывший, но все еще не утративший лихорадочного блеска, казался бездонным, словно из него глядела вечность. Потом что-то шевельнулось в его глубине, и он засветился дьявольским лукавством. Ингольв отшатнулся. В тот же миг незнакомец взметнул вверх руку, и хлопнул выстрел. Ингольв упал, ударившись затылком.
Гибким прыжком незнакомец вскочил на колени и, не вытаскивая из груди ножа, повернулся к Аэйту.
— Дурак твой приятель, малыш, — проговорил он, скалясь. — Зря заступился. И тебя не спас, и себя погубил.
Он покачал головой, как бы сожалея, и неторопливо перезарядил пистолет.
Почти не слыша его, Аэйт выпрямился во весь рост. Косы его расплелись. Тонкий, как веточка, облитый бледным лунным светом, он стоял перед темной тенью, и легкий ветер с реки касался его белых волос. Незнакомцу вдруг почудилось, что от маленького воина исходит слабое, но тем не менее явственно ощутимое сияние.
Аэйт смотрел на него, не отрываясь, и дрожал всем телом. В глазах у него стремительно темнело. Берега Элизабет и человек, который хотел его искалечить, расплывались, исчезали, растворялись в этой черноте, и вместо них проступало совсем иное. Где-то в далеких мирах, о которых он ничего не знал, горели костры, и сорванный голос читал заклинание, и это тянулось уже вечность, и этому не было конца.
Сквозь застилавшую глаза пелену Аэйт смутно различал бескрайнюю равнину и цепь далеких гор, за которую уходило солнце, оставляя в черных тучах фиолетовые пятна. Он видел одинокие деревья с голыми ветвями и мертвых птиц, окоченевших на сухой растрескавшейся земле.
Посреди долины в землю был вонзен меч, от которого исходил жар. И в этом слиянии стального клинка и голой земли была запечатлена первозданная жестокость, и ее высший миг длился вечно. Над мечом сияла в тучах алая звезда.
И к этой звезде обращался Аэйт. Он звал ее, и она отвечала.
Он не понимал, что он делает и почему. Крепче сжав зубы, он вскинул левую руку с черным крестом на ладони. До него донесся отчаянный крик, такой сильный, что ветер пронесся по равнине, шевеля перья мертвых птиц. Меч под звездой горел ярким белым светом.
Незнакомец кричал, стоя на коленях, потом упал лицом вниз. Пистолет рассыпался прямо у него в руках. Пальцы хватали песок и камешки. Страшная неведомая сила избивала его. Оглушенный болью, он корчился на песке, готовый потерять сознание.
— Хватит, — выдавил он. — Перестань.
В неведомой дали Аэйт не слышал его.
Меч пылал все ярче, и Аэйт вдруг понял, что если не отведет от него глаз, то навсегда останется на этой мертвой равнине и проведет жизнь в бесплодных поисках дороги назад. Может быть, уже поздно, подумал он.
И в тот же миг меч погас, и алая звезда скрылась за тучей. В полной темноте по равнине прошла женщина, волоча по траве подол тяжелого платья, и Аэйт скорее ощутил ее присутствие, чем увидел ее. В ушах у него свистел ветер. Кто-то пел в темноте еле слышно — то ли неведомая женщина, то ли меч, источавший слабое сияние, посылали ему свой голос. А потом, очень медленно, стала возвращаться к нему картина того мира, где он находился, — отмель, скалы, река. Казалось, с живописного полотна стирают верхний слой, постепенно открывая нижний.
