Аэйт, внимательно наблюдавший за своим собеседником, тихо спросил:
— Ты возьмешь в Ахен нас с Мелой?
Ингольв кивнул.
— Не сейчас, — сказал Аэйт и посмотрел на Мелу. — Потом, когда кончится война.
Высоко над ними горела белая безмолвная луна, и тихо текли воды Элизабет. В ночном мраке лес надвигался на реку почти зримо, обрывистый берег нависал темной громадой. За несколько жарких летних дней река обмелела еще больше, и песчаная коса, намытая на повороте, была залита лунным светом.
Аэйт склонился над Мелой, послушал его дыхание, потом перетащил брата за камни, на высокую пойму, устроил его поудобнее на траве и укрыл ветками. У него не было сомнений в том, что все эти переходы из мира в мир скверно сказались на избитом и голодном брате, у которого, к тому же, плохо заживали раны. В последний раз поправив ветки так, чтобы Мела мог свободно дышать, Аэйт огляделся по сторонам.
И тут из темноты на яркий свет выступил, наконец, тот, в ком таилась угроза.
Не раздумывая, Аэйт бросился на песок и исчез. В призрачном лунном свете слились с сероватым камнем его бледные руки и посеребренные волосы, плащ сбился, чернея булыжником.
— Привет, — низким хриплым голосом произнес незнакомец.
Вальхейм увидел невысокого коренастого человека с длинными волосами. Он был похож на обыкновенного бродягу, из тех, что неприкаянно мыкаются по берегам Элизабет и, может быть, порой проходят один мир за другим, не замечая разницы между ними.
Ингольв жестом предложил бродяге сесть возле костра. Тот с удовольствием протянул к огню руки и пошевелил пальцами, словно впитывая в себя тепло. Алые сполохи озаряли бледное лицо Вальхейма и дочерна загорелую, обветренную физиономию незнакомца, на которой левый глаз, блестящий, карий, смотрел цепко и умно, а правый, затянутый бельмом, казался намного больше левого.
Он был некрасив, хотя отталкивающим его лицо назвать было нельзя. Должно быть, невольно подумал Вальхейм, женщин притягивала его внешность старого воина, суровые складки вокруг рта, умевшего улыбаться обаятельной, хитрой и немного грустной улыбкой. Вряд ли, впрочем, этот человек умел грустить по— настоящему. Волосы у него были смоляно-черные, беспорядочно падавшие на тяжелые покатые плечи. Нос бродяги воинственно горбатился.
Ингольв спокойно поглядывал на него сбоку и молчал.
— Да, хорошее дело, — произнес незнакомец так, словно они продолжали какой-то давний разговор, — ходишь, где хочется, делаешь, что вздумается, и никто тебе не косится через плечо…
Ингольв подумал о долгих годах, проведенных на службе у Торфинна, и усмехнулся. Незнакомец неожиданно посмотрел ему прямо в глаза.
— А мы с тобой часом где-нибудь не встречались?
— Вряд ли, — коротко ответил Вальхейм. Все, кого он оставил в мире Ахен, давно умерли.
Незнакомец пошевелил в костре ветку и отдернул руку, когда искра попала ему на рукав.
— Вот дьявол, — пробормотал он и снова бесцеремонно уставился на Вальхейма. — Лицо у тебя какое-то знакомое. Как будто виделись где-то. — Он хохотнул. — Ты давно бродяжничаешь?
— Недавно, — нехотя сказал Вальхейм.
— То-то и видно, — покровительственным тоном заметил незнакомец. — Вид у тебя уж больно приличный. Не пообносился еще, аристократ. — Он похлопал Вальхейма по плечу, не замечая, как капитан кривит губы.
Ингольв слегка отодвинулся. Бродяга не обратил на это ни малейшего внимания.
— Можно подумать, тебе приходится платить за каждое слово…
— заметил одноглазый.
Вальхейм понял, что уже очень много лет не видел денег и не держал их в руках. В Кочующем Замке они были просто не нужны. Еще одна мелочь, которая отделила его от мира людей, сделала безнадежно чужим. Интересно, подумал он вдруг, как выглядят сейчас деньги? Какие монеты чеканят Завоеватели в бывшем вольном Ахене?
— Может, тебе и впрямь заплатить за беседу? — спросил бродяга, ухмыляясь.
Искушение было слишком велико.
— Заплати, — сказал Вальхейм.
Одноглазый дернул горбатым носом, однако больше своего удивления никак не проявил и извлек из недр кожаной куртки небольшую монетку, подавая ее Вальхейму на раскрытой ладони. Динарий имел неровные края. На нем был отчеканен корабль с драконьей головой, а по кругу шел девиз: «Пришли из-за моря, остались навеки». Вздохнув, Ингольв сжал монету в кулаке.
