А потом он остался один на лесной дороге и побрел, спотыкаясь, к своему дому…
— Тихо, тихо, — ласково сказал Асантао. Ее теплые пальцы коснулись его висков, и он замер, потом еле слышно вздохнул.
— Спи, Эйте, — проговорила колдунья. — Скоро ты будешь совсем здоров.
И склонившись поцеловала его в лоб.
У Фарзоя не было ни сына, ни брата, ни друга — никого, с кем он мог бы говорить по душам, перед кем не побоялся бы раскрыть свои мысли, кому посмел бы признаться в том, что нуждается в помощи и совете. С годами он становился все более угрюмым и замкнутым.
И только перед Асантао не было нужды притворяться, потому что эта женщина все равно видела его насквозь. Как бы он ни злился порой на ее вмешательство, он понимал: в маленькой колдунье он нашел и советчика, и друга.
Теперь они часто разговаривали вечерами, сидя на пороге ее дома. Когда появлялся вождь, Фрат либо пряталась в глубине дома, либо уходила на холмы.
Прошло всего несколько дней с тех пор, как наследник Гатала впервые заявил о себе, и Фарзой понял, что его дурные предчувствия начали оправдываться.
Он опять пришел к Асантао. Она вышла к нему с кувшином брусничной воды, и они уселись — Фарзой на бревне, Асантао на пороге. Солнце спускалось за лес, и на лице женщины появился нежный румянец.
Глядя на вождя, Асантао подумала о том, что он сильно сдал, хотя в его белых волосах, стянутых в узел на затылке, по-прежнему не было заметно седины.
Фарзой заговорил:
— Вчера они захватили наши склады. Клянусь рогами Лося, Асантао, слишком уж легко им удалось обнаружить все хранилища. И я знаю, кто тому виной.
Он угрожающе сдвинул белые брови, заметные на его обветренном лице.
— Я не понимаю тебя, Фарзой, — спокойно сказала Асантао.
— У меня не выходит из мыслей этот мальчишка, Эйте, — сказал вождь. — Почему Эохайд так легко отпустил его? Не мог же он сделать это из жалости?
— Почему бы и нет?
Уверенный тон Асантао выводил Фарзоя из себя.
— Я не верю в такие вещи, как бескорыстное милосердие, особенно если дело касается врагов, — с ударением произнес Фарзой.
— Спроси мальчика перед Золотым Лосем, не болтал ли он про склады, — предложила колдунья. — Он не сможет сказать неправду.
— И об этом я подумывал, — тяжело уронил Фарзой. — А если они оградили его своими чарами, чтобы он свободно мог врать? Кто знает, какими силами наделен этот безродный сын реки?
Асантао улыбнулась: Фарзой легко поверил в легенду о происхождении Эохайда.
— Я не думаю, что это так, — мягко заметила она.
— Ты это видишь?
Он тревожно всматривался в ее карие глаза.
— Да, — сказала Асантао. — Я вижу: Эйте не предавал тебя.
— Тогда кто? Кто?
— Не о том сейчас заботишься, — сказала колдунья. — Оставь свою подозрительность до лучших времен. Твой народ скоро начнет голодать. Мы остались без хлеба. Наши владения теперь ограничены деревней и клочком земли на холмах. Эохайд стоит у самых наших ворот. Вчера я считала костры его лагеря.
— Должно быть, он и впрямь пользуется покровительством Темных Сил, — сказал Фарзой.
— Не о том заботишься, вождь, — повторила Асантао.
Фарзой помолчал. В свете угасающего дня он выглядел очень старым и очень усталым, но Асантао нечего было сказать ему в утешение.
Фарзой заговорил глухим голосом:
— Они начнут осаду, возможно, уже завтра. Им не понадобится проливать свою кровь. Они просто дождутся, пока мы лишимся последних сил от голода. И тогда они возьмут нас голыми руками.
Асантао молчала.
— Теперь я понимаю, почему они щадили нас во время последних сражений, — продолжал Фарзой, распаляясь. — Им нужны рабы. Эохайд решил не мелочиться и загнать под свое ярмо всех. — В холодных глазах вождя появилось страшное выражение. — Мы убьем наших женщин и будем сражаться с ними, пока в нас останется хоть капля крови…
— Ты примешь те условия, которые он тебе предложит, — негромко сказала Асантао, словно не расслышав его гневной тирады. — Какие угодно условия. Тебе нужен мир любой ценой. Мир, Фарзой!
Она поднялась со ступенек и теперь стояла перед ним, выпрямившись во весь свой небольшой рост, — женщина с загрубевшими от работы руками, с увядшими цветами в косах — и отчитывала его, главу союза воинов, как несмышленого мальчишку. Заходящее солнце горело в ее теплых глазах, которые умели заглядывать на самое дно души.
