И отправилась Ульяна по дворам собирать бригаду. Только разговаривала со всеми как-то чудно, вроде не завлечь хотела колхозников своим огородом, а отпугнуть.
— Самая это проклятущая работа на огороде, — начинала она. — На ферме и то легче. Зимой целехонький день на морозе да еще и ночами придется дежурить. Летом от зари до зари роздыху не увидишь.
— Да уж ладно спину гнуть — хоть бы заработки были, — говорил кто-нибудь. — Председатель обещает, что будет хороший трудодень, а верить ему, нет ли…
— Не верьте! — перебивала Ульяна. — Не верьте ему. Председатель вам трудодень в кабинете не сотворит. Вы руки свои спросите про трудодень, сколько на них мозолей.
В бригаду к Ульяне записываться не торопились. Одна Настасья Вавилова согласилась.
— А чего мне? — сказала она, смеясь. — Мне что ни больше работы, то лучше. На ветру дурные мысли из головы выдувать будет, какие по ночам без мужика покою не дают.
С Герасимовной Ульяна вспомнила довоенное время, когда вместе выращивали капусту. Герасимовна всколыхнулась: «Да мы… да я… да разве нонешние так сумеют работать…» Но в бригаду идти отказалась. «У меня, — сказала, — свой огород, мне хватает».
— А я пойду, — сказала Валя, невестка Герасимовны. — Мне надоело на трех грядках копаться.
— Вот Григорий тебе пойдет! — пригрозила Герасимовна. — Он тебе не позволит свое хозяйство без призору кинуть.
— А я и Григория уговорю, — пообещала Валя.
Ульяна занималась своими делами и не знала до времени, что нажила себе врага. Стеночки у председательского кабинета тонкие, счетоводка слышала весь разговор председателя с Ульяной и рассказала Приставкину, что обозвала его Ульяна пьяницей и требовала сместить с бригадирства.
Федор Приставкин жил в Лебедеве, с Ульяной ему почти не приходилось видеться. Но обиду помнил. Смеялся с дружками над Ульяной: «Расходилась старуха, так и не убаюкаешь». А председателю накрепко заявил:
— Я ей своих парников ни одной рамы не уступлю.
Он знал, что без парников Ульяне не обойтись. Не хочет в полон, так придет на поклон. И придумывал слова позлее, чтобы отомстить Ульяне.
Но однажды соседка Приставкина, учительница, рассказала Федору, что Ульяна готовит свои парники.
— В декабре-то? — засмеялся Федор. — Зубами, что ли, землю грызет?
— Ребята говорят, ходили люди из ее бригады по дворам, старые рамы собирали и стекла, у кого есть, — объяснила соседка. — А многие вторые рамы из окон вынули, по одной оставили.
— Да ямы-то, ямы как она станет рыть?..
— Силосные траншеи думает использовать.
Теперь Федор пристально следил за Ульяной. Узнал в правлении, что взяла она на первый год участок в двадцать гектаров, потребовал и себе двадцать. Узнал, что Григорий Самохвалов весь день и вечером с фарами возит на санном прицепе на Ульянин огород навоз — и себе потребовал постоянного тракториста. Задело его за живое, что старуха, дворничиха, по всей видимости, задумала его обогнать. Федор даже пить меньше стал, днями торчал на парниках, орал на баб, что лениво работают, сам, спустившись в котлован, рубил лопатой слежавшийся снег. А когда не досмотрела в одну ночь Надя Симонова за рассадой и подморозило огурцы — Федор кинулся на нее с кулаками, еле бабы оттащили.
Ульяна в работе не горячилась, проворна была, но не суетлива. Где не заладится — вроде ей кто невидимый на ухо шепнет про заминку, она уж тут как тут и сама покажет работу, да еще велит прийти вечером, книжку вместе почитать про подготовку к посеву семян, либо там про уход за рассадой. Раз в неделю с бригадой занимался агроном, но Ульяна с ним частенько спорила. «А вот у нас до войны…» — говорила она. Или: «А вот в книжке писано…»
Вместе с Настасьей после школы прибегала на парники Маша. Настасья была бойкая, веселая, а Маша росла задумчивая. Книжки любила. Ульяна привезла с собой из города много книжек по овощеводству, так Маша все их перечитала. Настасья дивилась:
— Неужто про помидоры читать занятно?
— Занятно, — говорила Маша.
Еще музыку очень любила. Как заиграет радио, Маша глаза от книжки отведет и слушает, слушает.