Возвращение к легенде - страница 11

Семен Маркович рассказывает о различных типах дотов — о капонирах и полукапонирах, об их преимуществах и недостатках, а главное, о том, с каким напряжением сил трудились строители — инженеры, техники, плотники, бетонщики, шоферы…

— Энтузиазм! У нас уже примелькалось это слово… Но я вам скажу честно, когда ты видишь, что все работают не за деньги, — ах, какие там деньги! — а потому, что так надо для страны, и сам работаешь, забывая и про еду, и про сон, и даже про жену родную, вот тогда ты понимаешь, что это такое. Были дни, когда мы работали круглые сутки… И вы думаете, кто-нибудь из нас плакал или жаловался? Ничего подобного! Мы знали, что там, за рекой, Гитлер. Так пусть он сломает зубы о наши «орешки», — вот для чего мы работали! — глаза у инженера загораются и гаснут. — Если бы война началась на год позже, то, уверяю вас, Гитлер напоролся бы на такой пояс, что все его планы полетели бы к черту еще на границе. Да, да, можете мне поверить! А теперь некоторые вспоминают о нас как о каких-то лентяях или чудаках. Не оправдали, мол, эти укрепрайоны наших надежд… Но кто виноват, что война началась раньше, чем мы все предполагали?

В конце коридора открывается дверь.

— Товарищ Лисагор, вас здесь ждут…

Инженер вздыхает, смотрит на часы. Я чувствую, что задержал его. Беру со стола чертеж, прячу в карман.

— А кому вы сдавали готовые доты?

— Командованию укрепрайона. Там у них был свой начальник по фамилии Маслюк. Не то подполковник, не то полковник, уже не помню. По-моему, он тоже жив. Разве Притула вам не сказал?

— Нет. Даже больше, — теперь я могу открыться, — он не советовал мне заниматься этой историей. Вы не знаете почему?

Семен Маркович настораживается.

— Не советовал? Странно. Он же сам вложил в это строительство столько сил, столько энергии. Отличный был начальник и очень отзывчивый человек. И вдруг…

— Вы мне все-таки покажите, что вы там напишете, — просит он, прощаясь. — А то еще, знаете, могут быть всякие неточности… с технической стороны.

Я обещаю, но говорю, что меня больше интересует сторона человеческая. А что касается укрепрайона, то ведь он же сейчас не имеет значения?

— Да, да, — кивает головой инженер. — Но все же…

Итак, я еще кое-что узнал. Ниточка продолжается. Только бы мне найти Маслюка!

Снова звоню в Министерство обороны.

В. Н. Соловьев, предупредив, что «полковник не генерал», просит меня позвонить дня через три и точно в назначенный срок сообщает мне координаты. Полковник в отставке Дмитрий Матвеевич Маслюк, бывший комендант Перемышльского укрепрайона, в настоящее время живет в Киеве. Подробный адрес я могу узнать через Киевский горвоенкомат…

Жаркий летний полдень. Я иду по Киеву и узнаю и не узнаю его. Как-то так получилось, что за последние десять-пятнадцать лет, изъездив чуть ли не всю страну, я почему-то не был в этом городе, с которым связана моя фронтовая юность. Киев и раньше казался мне прекрасным, но сейчас он еще лучше… Вот Крещатик, многоэтажный, светлый, весь какой-то сверкающий. С трудом нахожу дом с башенкой, который я запомнил еще тогда, когда нас, бывших «окруженцев», прибывших из Броваров, сажали здесь на машины и отправляли на фронт… А вот бульвар Шевченко, та же литая чугунная решетка и два ряда тополей, стоящих плотно, как солдаты в строю. По этому бульвару в тревожную осень того же сорок первого мы отступали, оставляя Киев врагу. Это было ночью, где-то недалеко рвались снаряды, выбрасывая высоко, до самого неба, оранжево-черные сполохи огня. Моросил дождь. И деревья стояли молча, в своих рваных, порыжевших одеждах, словно предчувствуя беду… А сейчас они чуть покачиваются под легким, игривым ветром, блестят на солнце густой клейкой листвой. И как будто не было ничего — ни войны, ни моей молодости, а вечно был этот мир, шумный и пестрый, немного ленивый от жары, погруженный в тысячи повседневных забот и служебных обязанностей…

Маслюк живет в пригороде. Здесь тихо. Домик утопает в зелени, золотятся стройные стволы сосен, жужжат над цветами шмели, кудахчут куры. Румяная черноглазая женщина варит варенье из клубники. Из медного таза струится сладковатый запах, привлекает пчел. Сам Дмитрий Матвеевич тоже хозяйничает — вооружившись молотком, чинит наличники на окнах. Он в одних штанах, в стоптанных тапочках на босу ногу — ни дать ни взять добродушный, неторопливый сельский «дид», всю жизнь только и занимавшийся плотницким делом…