Возвращение к легенде - страница 12

Но это первое впечатление. Хозяин легко соскакивает с завалинки и как бы оценивающе смотрит на меня. А я смотрю на него. Нет, он вовсе не «дид» и даже не «дядько». Под тонким слоем мирного жирка спрятаны упругие мышцы. Рука, небольшая, но крепкая, поигрывает молотком. В зеленоватых, зорких глазах есть что-то рысье… Я мысленно прикидываю на него военную форму: наверно, бравый был командир, быстрый и гибкий.

Был! В армию пошел еще мальчишкой, участвовал во многих лихих походах, во время осенней кампании 1939 года ходил в адъютантах у одного известного полководца, ныне маршала. Служебная лестница давалась легко, хотя кое-где и заедало… А перед войной, в тридцать девять лет будучи уже полковником, получил генеральскую должность — стал командовать Перемышльским укрепрайоном, который до этого сам же начал строить. Лисагора он помнит. И Притулу, конечно, тоже. «Как же, как же! Он был у меня начальником политотдела, а потом нас обоих повысили. Я ж его и рекомендовал на мое место. Паренек он был бойкий, сообразительный…» «Паренек!» Я невольно улыбаюсь, вспоминая недоступного генерала. Для самого Маслюка служба сложилась, по-видимому, не столь удачно. Но он не сетует. С мудростью военного, много повидавшего человека он относится к своей и чужой судьбе без обид или зависти. Во всяком случае, мне так кажется…

Дмитрий Матвеевич подтверждает данные Лисагора. Инженер не ошибся: новая линия, если бы ее успели закончить, явилась бы серьезным препятствием для вражеской армии. Но насчет «не ждали» — это как сказать… Командиры в ранге Маслюка и выше каждый месяц получали разведсводки, где подробно сообщалось о передвижении немецких войск к нашим границам. К весне сорок первого года Гитлер передислоцировал на восток основную массу своей армии.

— Ну, да это было бы еще не так страшно, если бы мы приняли ответные меры. А что получилось на деле? Мы, те, кто служил на границе, все видели — и как немцы устанавливают орудия на господствующих высотах и как ведут топографические расчеты, разгуливая с биноклями и планшетами вдоль берега Сана… Кстати, гитлеровцы действовали почти открыто, не маскируясь. Фашистские самолеты спокойно летали над нашей территорией и фотографировали важнейшие стратегические объекты. Сбивать их мы не имели права. Приказы из Москвы строго предупреждали — не давать ни малейшего повода для возникновения конфликта. Правда, находились среди наших командиров и такие, кто не соглашался с подобными приказами и даже доказывал их вредность. Ну, и заработали по шапке — кого сняли с должности за «паникерство», а кого и похоже… Я, видя все это, помалкивал. Но за разведсводками следил. И кое-какие меры, те, что были в моих возможностях, постарался принять.

К концу мая, вспоминает Дмитрий Матвеевич, он был уже уверен, что война начнется самое большее через месяц. Немцы закончили переброску войск и стали поспешно вывозить свои семьи в тыл.

— Тогда мы решили заселить все готовые или почти готовые доты, а таких в нашем укрепрайоне имелось уже около сотни. Но как это сделать? Прямо сказать об опасности мы не могли — нас всех обвинили бы в паникерстве. Пришлось пойти на хитрость: объявить учения, приближенные к боевой обстановке. Под этим предлогом мы перевели наших бойцов из казарм в доты. Каюсь, устроил я моим ребятам заранее еще тот курорт. — Он усмехается. — Не знаю, жив кто-нибудь из них сейчас или нет? Встретил бы — расспросил. Наверно, в душе они проклинали меня тогда. Но вскоре, надеюсь, поняли. Да и не только они…

Наш разговор подходит к главному, ради чего я приехал сюда. Включаю магнитофон. Дмитрий Матвеевич, искоса, будто невзначай взглянув на него, весь как-то подбирается, словно готовится к речи. Я пугаюсь. Сейчас он начнет взвешивать каждое слово, и рассказ станет гладким и круглым, как камень. Приходится предупредить хозяина, что, когда окончится запись, мы прослушаем пленку сначала. Маслюк машет рукой, но все же покашливает, двигает стулом, приноравливаясь к микрофону.

— Так… С чего же начать? Дайте собраться с мыслями…

Я подсказываю, что 21 июня, насколько мне известно, в Перемышле было назначено большое гулянье на Замковой горе…