Крис открыл глаза и спросонья не сразу понял, где находится. Потолок и стены искрились, как будто на них были наклеены тысячи крохотных зеркал. Лучики света расщеплялись, преломлялись, отражались и смешивались, образуя над его головой сплошной разноцветный купол. Такую картину можно увидеть в солнечную погоду у водопада, когда вода, разбиваясь на мельчайшие брызги, образует разноцветное водяное облако.
Мальчуган сел и огляделся по сторонам. Он находился в углу огромной пещеры, выдолбленной в пласте какого-то кристаллического вещества, напоминающего соль или слюду. Рядом с ним на полу стоял фонарь, излучавший яркий свет. Тут же была приготовлена еда: чашка с чем-то вроде манной каши, кружка с уже знакомым Крису напитком и большие, величиной с арбуз, жёлтые плоды с прозрачной кожицей и мякотью, сквозь которые просвечивали крупные зёрнышки. Вокруг мальчика расположились, дожидаясь, когда он проснётся, всё те же трое Пушистых. Они казались ему похожими друг на друга, как близнецы-тройняшки. Один из близнецов забавным жестом указал лапкой на пищу. Крис не заставил себя долго упрашивать и с аппетитом принялся за еду. Скоро рядом с ним лежала только пустая посуда и куча зёрен.
Пушистые с восхищением поглядывали на него глазками-бусинками. Вскоре они все уже оживлённо болтали, как будто давным-давно знали друг друга. Беллиорец рассказал о тревожном сообщении, полученном с «Диавоны», о том, что все жители Волшебной страны озабочены судьбой арзаков, и о том, как он сам попал на Рамерию.
Зверьки, хоть и слушали его крайне внимательно, но не могли спокойно усидеть на месте. Они подпрыгивали, менялись местами, сворачивались в клубочек. Ушки постоянно двигались, улавливая одновременно и слова Криса, и эхо, многократно отражающееся от стен пещеры. Лапки так и мелькали в воздухе. Шёрстка Пушистых на фоне радуги тоже казалась разноцветной. У мальчика даже зарябило в глазах.
«Ну и непоседы, – подумал он, – совсем как первоклассники на уроках».
Когда Крис закончил свой рассказ, на него градом так и посыпались вопросы:
– Кто такой дракон Ойххо? Ильсор? Страшила?
Он едва успевал отвечать всем сразу.
– Мне кажется, я где-то видел похожего на твоего дракона! – вдруг заявил один из Пушистых, которого звали Роу.
– А я знаю Ильсора, слугу Баан-Ну! – сказал другой – Гоу.
Теперь уже настала очередь Криса удивляться и задавать вопросы:
– Где ты видел дракона, Роу?
– Он был нарисован на матовой пластинке. Я увидел его в тот раз, когда немножко заплутал в подземных лабиринтах и попал в незнакомую пещеру. Там много-много таких пластинок, на которых нарисованы всякие разные незнакомые звери. А ещё – значки, из которых люди умеют складывать слова. Потом я долго искал дорогу домой и чуть-чуть не умер с голоду…
– А я видел Ильсора в пустыне, там, где добывают блестящие камни, – затараторил Гоу, не дождавшись, когда придёт его черёд рассказывать.
– Если мне кто-нибудь и сможет помочь вернуться домой, так это только Ильсор, – решил Крис. – Арзак ведь такой умный, он и «Диавону» придумал. А если найдётся путь в каменный колодец, то можно будет передать арзакам столько изумрудов, что камней хватит на всех. Или вот ещё, арзаков можно будет спасти от менвитской полиции, пригласив в Волшебную страну.
У отважного мальчугана загорелись глаза: «Вот было бы здорово, если бы я помог арзакам стать свободными. Это, пожалуй, почище будет, чем приключения Тима О’Келли!»
Крис тут же, не откладывая в долгий ящик, попросил Гоу разыскать и привести Ильсора.
– Пушистые могут ведь разговаривать с рамерийцами так же, как и со мной? – на всякий случай спросил он, вполне уверенный в положительном ответе.
– Нет, не можем, – неожиданно для Криса ответил один из Пушистых по имени Моу, самый рассудительный из зверьков. – Они нас не понимают. Да нам и не больно-то хочется с ними разговаривать. Менвиты стараются нас поймать и посадить в клетку. На нашей планете не осталось больше свободных зверей, которые гуляют сами по себе. Одних истребили из-за того, что они были хищниками, других – из-за красивой шкурки. Третьих приручили, чтобы служить людям. А наш род уцелел, потому что нас трудно поймать и ещё труднее удержать в клетке. Поэтому древние люди и называли нас ранвишами – неуловимыми, – объяснил Моу.
