Гучкова тоже отречется от престола, явно не входило в расчеты заговорщиков из
семейства Романовых и военных. Впрочем, даже отречение Михаила не упраздняло в
России монархию, и именно поэтому другие члены императорской фамилии
продолжали активно демонстрировать поддержку Временному правительству и
публично ратовать за созыв Учредительного собрания, которое и должно было
решить вопрос о верховной власти.
Михаил в своем отказе от восприятия верховной власти вовсе не отрекался
от трона в пользу народа, что стало расхожим штампом в советских учебниках
истории. Вот его слова из его манифеста от 3 марта 1917 г.: "Одушевленный
единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я
твердое решение в том случае воспринять верховную власть, если такова будет
воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием чрез
представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и
новые основные законы государства Российского". И даже Временное правительство
не осмелилось формально ликвидировать монархию. Официально этот вопрос был
отнесен к компетенции Учредительного собрания, которое должно было выполнить
функции, аналогичные Земскому собору, созываемого в случае пресечения
династии. Пожалуй, лишь Святейший Синод Русской православной церкви попытался
бежать впереди паровоза, вычеркнув 6 марта упоминания царя из всех
богослужебных книг и отменив все царские дни в праздничном календаре. В
обращении Синода пастве от 9 марта возвещалось: "Свершилась воля Божия. Россия
вступила на путь новой государственной жизни...". Получалось, что церковь
освобождала армию и народ от присяги царю, которая приносилась на Евангелии.
У романовской камарильи имелся еще один общий мотив для участия в
заговоре - их личная нескрываемая ненависть к государю и его жене-немке,
распутинщине, засилью при дворе либералов, лоббирующих интересы западной
буржуазии и прочим прелестям самодержавного декаданса. Немаловажно, что все
великие князья были представителями умирающего класса
помещиков-землевладельцев, стремительно вытесняемого на обочину жизни
промышленной буржуазией, а потому они объективно желали установления
политической монополии на власть консервативных сил. Старая аристократия
стремительно утрачивала политическую силу, однако она сохраняла влияние
административное. И этот свой последний ресурс высокородные заговорщики
попытались разменять на упрочение своих политических позиций. Вряд ли члены
династии отважились на сговор с либералами - своими антагонистами, но контакты
с армейскими верхами они легко могли установить через своих представителей в
армии (весьма немногочисленных кстати, не смотря на войну). Не исключено, что
важным связующим звеном между ними на каком-то этапе был дядя царя великий
князь Николай Николаевич, формально занимавший в начале 1917 г. должность
командующего Кавказским фронтом.
Он не только не воспрепятствовал заговору, но и оказал решительное
давление на племянника с целью принудить его к отречению. Известны его слова в
поддержку Временного правительства первого состава: "Новое правительство уже
существует, и никаких перемен быть не может. Никакой реакции, ни в каких видах
я не допущу...". Причин не любить государя у великого князя Николая было более
чем достаточно. Распутина же он ненавидел лютой ненавистью, и тот платил ему
той же монетой, успешно настраивая против Николая Николаевича его царствующего
племянника. Распутин убедил царя самому принять должность главнокомандующего,
сместив с этого поста генерала от кавалерии великого князя Николая
Николаевича, что вызвало в руководстве армии большое волнение. Вполне
естественно, что оскорбленный генерал, фактически сосланный на Кавказ, желал
восстановить свои позиции. К тому же он считался одним из реальных
претендентов на престол. Данное предположение подтверждается тем, что именно
Николая Николаевича царь вновь по согласованию с генералами назначил Верховным
Главнокомандующим за пять минут до своего отречения. Однако пока тот находился
